Возрождение Бога-Дракона

— Подумайте только, «социальный и биологический контекст»! — Бьянка закатила глаза. — Сколько умных слов для оправдания своей жестокости.

— Ты считаешь, что я поступаю жестоко, пытаясь обеспечить нашу безопасность?

— Хельга ни в чем не виновата, я в этом уверенна! А ты похож на человека, выкидывающего рыбу из воды и заявляющего при этом «ну кто же виноват, что она не умеет дышать вне океанического контекста?»

Я вздохнул и отвернулся к окну.

Некоторое время мы ехали молча. Потом я почувствовал, как Бьянка берет меня за руку.

— Не злись. Но когда ты пользуешься своей силой, это почти всегда ужасно… и жестоко. Только пару раз она была к месту. Вот, например, когда ты сражался с Пауком. Тогда ты спас целый город. Но обычно… когда ты направляешь ее на простых людей, это… это неправильно.

— Я не злюсь. Наоборот, я сижу и пытаюсь понять, почему я не злюсь, хотя и должен. Ты неправа во всем. Никому другому я не позволил бы так разговаривать со мной. Знаешь, с моей точки зрения, самое странное в наших отношениях то, что я до сих пор ничего с тобой не сделал. И не хочу. Почему-то. Ты не знаешь почему, а? — Я повернулся и посмотрел ей в глаза. — Это какие-то особые чары? Приворотное зелье? Ты ничего не хочешь мне сказать?

— Да ну тебя, — она зарделась и убрала руку. — Дурак.

Я отвернулся. Опять минуты тишины и опять она заговорила первой.

— Ты похож на дикого зверя, — сказала она. — Поначалу я тебя тоже боялась, но когда поняла, что ты как зверь — перестала. Ты не злой. Ты просто какой-то дикий. Ты как чудище, привыкшее к тому, что все его боятся. Ты настолько к этому привык, что считаешь это нормальным и правильным. Ты знаешь, что вызовешь страх и ненависть и действуешь так, как будто бы они уже направлены на тебя. И ты их, конечно, вызываешь. Но я не смотрю на тебя как на чудище. Я знаю, что ты на самом деле другой. И ты в глубине души тоже это знаешь и знаешь, что я знаю.

— Чушь собачья все это. Ты начиталась глупых сказок. Скажи еще, что если я тебя поцелую, то древнее проклятье падет и я вмиг стану прекрасным принцем. — Криво усмехаясь, я посмотрел на нее.

Она опять зарделась, и улыбнулась одновременно смущенно и с вызовом.

— А ты попробуй.

Я отвернулся и остаток дороги мы ехали молча. Желание насилия и убийства терзало меня, как желание выпить — старого пьяницу. Но Бьянку я не хотел убивать, а Хельга, которая вела машину, изображая из себя безмолвного робота, так и не дала мне повода.

Мы остановились в юго-западном районе города, в подземном гараже высотного жилого дома. Бьянка сказала Хельге, что та сегодня ей больше не понадобится и потому может идти домой, но Хельга лишь покачала головой.

— Моя смена заканчивается в шесть, фрау Бьянка. Пока не придет моя сменщица, я не имею права уходить.

— К тебе ее герр Рихтер приставил? — Спросил я, когда мы отошли от машины. — Похоже, она из Безопасности.

— Да? — Бьянка оглянулась. — Ну и что?.. Очень милая женщина.

— Если бы Рихтер не окружал нас этой идиотской и бесполезной охраной, а вместо этого был бы чуточку откровеннее — было бы намного больше пользы. Неизмеримо больше.

— Ну… наверное, у него есть причины.

— Надеюсь.

Мы вошли в лифт. Бьянка нажала на кнопку с цифрой «17» и лифт медленно пополз наверх.

Я несколько раз бегло посмотрел на нее, одновременно желая и не смея переступить невидимую черту, разделявшую нас. А она смотрела на меня с легкой полуулыбкой, как будто бы прекрасно понимала мои сомнения, но совершенно не собиралась помогать мне их решать.

11…

12…

13…

«Какого черта?» — Подумал я. — «Будь что будет.»

Я подошел и поцеловал ее. Она не отстранилась, но не повела себя так, как будто бы только этого и ждала. Скорее, она была немного удивлена… но все же она не отстранилась, а спустя несколько ударов сердца — ответила мне.

Я отступил от нее на четверть шага, когда лифт проезжал шестнадцатый этаж. Она стояла совершенно спокойно и смотрела на меня так, как будто бы ничего особенного не произошло.

— Я думала, ты никогда не решишься. — Сказала она наконец с полуулыбкой.

Я покачал головой. Как объяснить ей, что для меня она была совершенно особенной? Я не решался подойти к ней, потому что боялся, что если мы слишком сблизимся, то наша дружба исчезнет, сменившись телесной близостью, а затем — пустотой. Я не хотел спать с ней, потому что не хотел ее терять, и без спора уступил ее полтора года назад Клайву Вильсону, когда Клайв начал ухаживать за ней. До сих пор я пользовался женщинами, как предметами для собственного ублажения, и не хотел, чтобы с ней было также. Но сейчас, отстранившись от нее, я знал: так, как было с ними — с ней не будет. Я слишком долго ждал, блуждая в миражах. Власть, насилие и разрушение опьянили меня, но она была права — моя сила имела иное предназначение, чем убивать слабых и беззащитных смертных, чем порабощать души тех, кто не мог оказать мне сопротивления. Столетия ненависти и одиночества словно образовали накипь на моей душе, но сейчас эта накипь — по крайней мере, ее часть — оказалась смытой и я ощутил, что возвращаюсь к самому себе.