— Пф, — фырчит Мария, засмущавшись, но тут же спрашивает, навострив ушки. — А что, дядя? Есть намерение породниться с Беркутовыми?
— Еще чего! Мне от них только завод нужен, — качает головой Анатолий. — Слишком жирно этим нищим будет получить за рухлядь родство с нами. Да и после того, что щенок с Пашей устроил, его ждет только жестокая расплата.
— Как скажешь, — барышня отворачивается обратно к луне, чтобы не выдать разочарования на лице. — Значит, ты уже придумал как получить завод? А если не выйдет? Тогда, возможно,…и через брак?
— Ну если только в самом крайнем случае, — раздумывает Свиридов. — Хотя нет, даже думать об этом незачем. Завод уже практически разорен. Полагаю, осенью я выкуплю его за бесценок. Максимум в начале зимы. Это как рояль обменять на буханку хлеба.
— Понятно, — Мария встает и топает в тапочках в коридор. — Как скажешь, дядя.
Анатолий провожает ее напряженную тонкую спину. Кажется, всегда задорные глазки влажно блеснули? Ай, без разницы.
— Молодость, — хмыкает Свиридов. — Каждый раз приходится ломать через колено.
Ничего, перебьется девка и забудет этого Беркутова. А партию племянницам надо подобрать более выгодную. Незачем зря расходовать ресурсы рода.
С заводом же всё понятно. Пускай Гиврина вышвырнули с кресла гендира, у Свиридовых еще хватает своих людей на заводе. Медленно, но верно они толкают предприятие к банкротству. Щенок не сможет всех вычислить. Молод еще тягаться с мастодонтами.
С мыслями победителя Анатолий направляется в спальню своей третьей младшей жены.
Первые два урока я пропускаю. Срочно требовалось избавиться от крыс на заводе. По здравому размышлению решил, что лично каждую не выловить. Рук не хватит, да и вообще — Сизифов труд. Нужно выкурить страхом. Страхом смерти. Чтобы сами собой бежали прочь без оглядки.
Поэтому с утра заезжаем на завод за Лизоблюдовой. Хочу дать брюнетке напутствие в Управу благочиния. Этот полицейский орган принимает заявления по решению споров между аристократами и простолюдинами. Екатерина сегодня должна подать иск на предателя Павла Гиврина.
— Катя, ты собрала все улики на изменника? — спрашиваю своего заместителя.
Мы сидим на задних сидениях. Тимофей за рулем помалкивает. Лишь изредка через зеркало заднего вида изучает холмы Катиных грудей, обтянутые белой блузкой. Я, напротив, от них отодвигаюсь. Чисто на всякий случай. А то сорвусь еще и какой тогда суд? Брюнетка, кстати, замечает, мое «отторжение» и молча поджимает алые губы.
— Конечно, господин, — Екатерина хлопает по портфелю красивыми пальцами с розовыми лощеными ногтями. — Мои доверенные ревизоры рыли день и ночь. Нашли кучу свидетельств умышленно совершенных убыточных сделок, а также вывода средств из фондов на левые счета. Вкупе с вашей записью разговора Павла со Свиридовым это избыточные доказательства. Мы победим суд.
— Побеждать не будем. Вообще без суда обойдемся. Лишь нужна уверенность, что официально я в своем праве.
— В своем праве на что, господин? — Катя сводит вместе изящные брови. Я не отвечаю. Специально жду. Интересно, насколько красотка умна. Если не сообразит, то точно не засидится на месте гендира. — Неужели вы решили лично Гиврина… — она сглатывает напряженно.
Молодец, не глупая.
— Да, убить, — киваю. — Или казнить, если говорить формулировкой закона. Уложение «О праве и обязанностях дворянских» говорит, что мне позволяется не ждать суда. Я могу предать смерти договорного вассала, то есть Гиврина, за измену и вредительство договорному сюзерену, то есть моей маме. Требуется лишь заранее уведомить Управу и предоставить ей улики.
— Господин, есть определенный риск, — замечает Катя и подается ко мне, взволнованно дыша. — Если Управа после проверки улик сочтет их недостаточными для обвинения, а вы уже казните изменника, с вас взыщут ответственность. Именно поэтому данным пунктом уложения давно уже не пользуются другие дворяне.
— Улики достаточные для обвинения? — вскидываю я бровь.
— Да, но…
— Насколько процентов ты уверена?
Она минуту думает, поглаживая кожу портфеля.
— На все сто, — наконец серьезно говорит Катя.
— Тогда решено. Если мы понадеемся на суд, то казни не будет. Максимум пожизненное. Остальные крысы же должны видеть, что их ждет самая жестокая кара.
— Поняла-а, — протягивает женщина и затем томным голосом добавляет: — А вы, оказывается, очень строгий, господин. И притом очень справедливый.
Тимофей аж закашливается. Оба не обращаем на него внимания. Катя пристально смотрит мне в глаза, а я задумчиво чешу висок.
— Прекращай нахваливать, Лизоблюдова. У меня для тебя просьба. Потрать деньги завода, купи маме вторую престижную машину, найми ей еще водителя, — задумываюсь. — И вели «кадрам» найти нам в усадьбу садовника и охранников. Да и машину с водителем тоже им поручи, нечего самой заниматься.
Второй водитель давно нужен, Тимофей ведь не железный. Да и охрана совсем не лишняя. А садовник…. Ну просто достало меня каждый день наблюдать в окне вместо сада заросли бурьяна.