Возрождение Феникса. Том 1

— Это дополнительные расходы, — замечает Катя. — Около двухсот тысяч рублей в месяц, с учетом лизинга машины. Учитывая положение завода…

— Ой, прекращай, — отмахиваюсь. — Заводу так и так конец, если мы что-нибудь не придумаем. Лишний месяц жизни роли не играет. Кстати, насчет «придумаем» я с тобой сегодня вечером поговорю. Хотя нет, завтра. — Сегодня же буду казнить Гиврина.

— Я буду ждать с нетерпением, — покорно опускает ресницы Катя. — Мой господин.

Охреневший Тимофей едва не присвистывает. В чем-то понимаю мужика. Вот сидит вся из себя роскошная статная дама с красной помадой, в черном костюме горячей училки и завязанными в пучок волосами. А рядом совсем зеленый пацан, школотрон. И кто кому должен глазки строить и ресницами хлопать? Видимо, я. Выходит же ровно наоборот. Но к болотопсам стереотипы. Меня волнует только поставленная цель. А ступенек к ней с каждым шагом всё больше и больше. Ррр…долбаный Бемижар. Как доберусь до тебя, руки и ноги поотрываю!

Высаживаем брюнетку у крыльца Управы, а затем едем в школу. Звенящая тишина выразительней тысячи слов.

— Ну, говори, — вздыхаю я.

— А девка-то ого-го! — Тимофей закатывает глаза. — Красивая шельма!

— Она не шельма, а директор завода, — напоминаю.

— Это ты своей маме сказки рассказывай, — хмыкает слуга. — Я будто не знаю, какой кипяток у тебя сейчас в голове и в штанах шипит. Тоже был отроком, тоже на красивых баб глазел аки голодный пес.

Ну да, наверное. Будь я обычным подростком, то после одного Катиного взгляда ерзал бы бедрами, как угорелый. Физические данные у брюнетки отличные, это бесспорно. Тимофею же не расскажешь о том, сколько таких Катей я уже перепробовал.

— Поглазели и забыли, — решаю перевести тему. — После школы едем на дело.

— Этого Гиврина казнить? — поворачивается Тимофей. — Сень, не буду спорить. Раз надо, то надо. Ты барин, тебе видней. Но прошу — не пачкайся сам. Молод еще, а первое убийство — очень серьезный стресс, уж поверь старику. Тебе будет мешать это управлять заводом и заканчивать школу. Давай лучше я? А ты рядом постоишь, ладно?

— Нет, Тимофей, — качаю головой. — Не хочу я делить с кем-либо ответственность за свое решение. Прими это как данность и не спорь.

Он отворачивается.

— …Эх, слишком рано ты вырос… — доносится до меня тихий шелест.

* * *

В школе ничего нового. Успеваю к третьему уроку — музыке. Ох, какие взгляды на меня только ни бросает Оксана Тимуровна. Ее глаза за очками полны расстройства и молчаливого обвинения.

— Что ж, давайте, класс, споем «Экватор», — тяжко роняет Оксана и, будто с неохотой, садится за пианино.

Весь урок мы поем хором. Я, разумеется, запеваю первым. Остальные подхватывают. Сначала учительница жмет клавиши словно через силу. Но только сначала. Нежные руки учительницы разыгрываются, производя блестящие аккорды. Кажется, от нашего сильного пения женщина наполняется энергией. Она выпрямляется, щеки розовеют. Даже улыбается. И глаза больше не грустят.

Звонок прерывает музыкальную идиллию.

— Иди без меня. Догоню, — киваю Степке. Чувствую, что надо объясниться с этой доброй красивой женщиной.

Почти сразу мы остаемся с учительницей одни в классе. Оксана сидит, я подхожу к пианино.

— Арсений, ты ведь не хочешь заниматься вокалом? — вздыхает она, подняв голову.

— Профессионально — нет, — мягко улыбаюсь, чтобы сгладить ответ.

— Вот как, — Оксана Тимуровна смотрит на мои губы и неожиданно говорит. — А я так просто не сдамся, знай, ученик!

Эм, не понял.

— То есть?

— То есть, ты принадлежишь музыке! — заявляет серьезно женщина. В сердцах она одергивает белую юбку в синий горошек. Оголяются милые круглые коленки. Я бросаю взгляд на нежную кожу, виднеющуюся сквозь колготки. Оксана краснеет лицом и сразу же прикрывает колени обратно. — Пускай и сам не понимаешь. Но у меня есть три месяца переубедить тебя до выпускного.

— О-ох, Оксана Тимуровна, — вздыхаю. Надо же, какая фанатичная женщина! — Да поймите же, у меня нет исключительного таланта к вокалу.

— Тогда что же это было? — кивает она на пианино. — Когда ты пел, мои руки сами собой играли! Словно твоими губами пел Боян!

— Вы меня вообще слышите? — перехожу на серьезный тон и произношу по слогам. — И-склю-чи́-те-льный. — она непонимающе хлопает глазами. — Ладно, сейчас покажу.

Кладу руку на пианино рядом с ее нежными пальцами. Быстро пробегаюсь. Изучаю звучание клавиш. Инструмент-то незнакомый. Ага, понятно. Диапазоном звуковых градаций похоже на валинорскую секваю, а вертикальным расположением струн на нигарский фортпан. Теперь что-нибудь посложнее.

Приходится нагнуться к учительнице, чтобы дотянуться второй рукой. От неожиданности женщина дергается, но не отшатывается, только лишь тяжело дышит. Нежный цветочный парфюм Оксаны щекочет мои ноздри.

— Я мешаю? — робко спрашивает она, заглядывая поверх очков в глаза.

Качаю головой, и учительница облегченно выдыхает. Понравилось зависать в моей орбите.