Возрождение Феникса. Том 4

— Ты очень смелая, сестра, — слова сейчас не важны, главное — дружелюбный тон, чтобы она успокоилась и почувствовала себя в безопасности. — Больше нечего бояться, твой брат не даст тебя в обиду.

Девочку пробивает на плач, накопившийся стресс выплескивается.

— Холосо, только… — она всхлипывает, прижавшись лицом к моей груди. — …Только не убивай, пожалуйста, деду.

— Еще ты очень добрая, — улыбаюсь.

— Не убьешь? — смотрит она заискивающе влажными лупами-глазками.

— Не убью. Обещаю.

Ответив, я обнимаю обретенную сестру за худенькие плечи, другой рукой бережно, без резких движений подхватываю под коленки. Девочка не сопротивляется, только томно вздыхает. Прижимаю к груди, чтобы она не видела кровь на моих волосах и оружие «броненосцев». Тонкие струйки магнетизма качают душу ребенка, как мои руки убаюкивают худенькое тельце в ярком платьице.

— Брат…а деду…

— Чщ-щ-щ, — шепчу. — Спи, малютка. Всё у всех будет хорошо.

Зара, как маленький котенок, пристраивается на моих руках поудобнее и начинает сопеть.

Кивком подзываю стоящего рядом Ахмата и доверяю Зару мощным великанским рукам кавказца.

— Унеси ее в машину, — тихо даю приказ. — Змея, сопровождай.

Ульяна открывает нараспашку дверь перед кавказцем. Пропустив Ахмата с ребенком, девушка уходит вслед за ними. Я же оборачиваюсь к двум оставшимся Гнездовым. На Ладимира больше не смотрю, судьба старика предрешена. А вот с наследником еще можно покумекать.

— Так мы договорились, Базан Ладимирович? Смена верхушки рода Гнездовых за жизни твоих жен, матерей и детей.

Игнорируя взгляд главы рода, его старший сын кивает.

— Я уже сказал — это справедливо. Слово дворянина нерушимо. Ты можешь …убить моего отца, — сглатывает он ком в горле.

От услышанных слов Ладимир падает обратно в кресло. Старик не издает ни звука.

— Нет, не могу, — я качаю головой. — Верно сказано: слово дворянина нерушимо. Я обещал сестре, что не убью ее дедушку. Если отдам приказ своим людям, это по факту будет софистикой и нарушением слова. Так что Базан Ладимирович, придется тебе самому разбираться со своей семьей, — я вынимаю пистолет Стечкина из кобуры в разгрузке и кидаю в руки онемевшему дворянину. — Сочувствую.

Поймав оружие, наследник бледнеет, как мел. Его стеклянный взгляд устремляется на черный ствол.

Мне не интересно лицезреть чужие душевные муки. Поэтому разворачиваюсь и выхожу, за мной следуют и оставшиеся «броненосцы».

— Господин, — говорит мне в спину Василиса. — Неужели вы думаете, что он выстрелит?

Бах!

Одиночный гулкий выстрел доносится из-за прикрытой двери.

— Думаю, нет, — серьезно отвечаю. — Больше выстрелов не будет.

Одной пули вполне достаточно. Ладимир либо не достиг ранга Воина, либо с годами его утратил, либо просто не захотел включать доспех. Базан же теперь вряд ли пойдет против меня.

Если чему я и научился у Бемижара Жаворонка, то это искусству манипулирования людьми. Эти методы мне противны, и я никогда их сам лично не использовал, но иногда обстоятельства войны вынуждали и тогда… в общем, для этого под рукой всегда были Жаворонки. А сейчас пришлось вот самому замараться.

С пленными врагами Жаворонки никогда не обходились жестоко. Да даже с теми же зеленомордыми. Наоборот, главной задачей для Жаворонков стояло заставить врагов сотрудничать в какой бы то ни было форме. Поначалу этих заключенных натренировали не сообщать врагу ничего, кроме имени, звания и порядкового номера.

«Начинай с одного кирпичика и построишь цитадель» — таков лозунг скотины Бемижара.

Пленных часто просили делать анти-зеленомордые заявления в настолько мягкой форме, что эти заявления казались не имеющими значения («Зеленомардые не ачень умнае», «Грыбное пиво и постукать мелказубых — два любимых вещи зеленомардых», «А ищо юдишки изабрели самые бальшие пушки»). Однако, подчиняясь этим минимальным требованиям, пленные зеленые бугаи подталкивали самих себя к выполнению более существенных требований. Зеленомордого, который только что согласился с тем, что их раса не совершенна, можно попросить составить список «проблем общества зеленомордых» и подписаться под ним. Затем его можно попросить познакомить с этим списком других пленных. Позднее этому зеленомордому можно предложить написать очерк на данную тему.

Затем Жаворонки могли использовать имя и очерк такого зеленомордого в радиопрограммах, которые транслировали не только на весь данный лагерь, но и на другие лагеря для военнопленных. Внезапно ни в чем не повинный зеленый бугай оказывался «коллаборационистом», оказывающим помощь врагу. Зная, что он написал злополучный очерк без особого принуждения, зеленомордый менял представление о самом себе, чтобы соответствовать ярлыку «коллаборационист», что часто выливалось в более тесное сотрудничество с врагом. Большинство зеленых громил сотрудничало с противником в то или другое время, совершая поступки, которые казались самим здоровякам тривиальными, но которые Жаворонки ловко обращали к собственной выгоде.