Возрождение ковчегов

– Щит долго не выдержит, – прошептала Ищунья. – Возиус сказал: Драккен придумает, как пробить его. Он уже ищет способ. Оружейники изо всех сил стараются укрепить барьер, но едва он падет, Драккен разбомбит нас.

– Боишься смерти?

Ищунья задумалась. Когда она жила в Седьмом ковчеге и добывала себе пропитание охотой, то каждое утро вставала с мыслью, что новый день может стать последним. Смерть тогда казалась неизбежной, но с тех пор все изменилось. Ищунья уже прожила дольше, чем надеялась, и больше не просыпалась с мыслью о смерти. Рядом с Ползуном она ощутила надежду, поверила, что впереди ее ждет жизнь – настоящая жизнь. Но вот над ней снова нависла угроза гибели. Так боится ли она умереть?

Сомнения постепенно уступили место глубокому убеждению. Ищунья плотнее прижалась к Ползуну и прорычала:

– Нет, смерти я не боюсь. Страшно умереть трусихой.

– Это тебе не грозит, – проворковал Ползун.

Он крепко прижал Ищунью к себе, и в этот момент сознание Майры выдернуло из их палатки и понесло прочь от лагеря Седьмого ковчега – к двоим, что сидели на крыльце библиотеки Уайденера, омытые сиянием щита. Майра спустилась к ним и проникла в голову тому, что был крупнее. Увидела все его глазами и прониклась его чувствами, а он и не сопротивлялся. Наоборот, впустил ее, встретив теплее, чем кого бы то ни было. Втянул ее в себя, приглашая в свое сердце.

Он любил ее.

* * *

Ушами Аэро Майра услышала знакомый голос:

– Думал ли ты, что мы станем сражаться здесь, вот так? – спрашивала Рен.

Она посмотрела на палатки в Гарвардском дворе. Аэро проследил за ее взглядом. Какое-то странное спокойствие опустилось на лагерь. Солдаты тихо беседовали с товарищами, задержавшись у откинутых пологов палаток, или спали, пользуясь короткой передышкой и понимая, что это может быть последняя ночь их жизни.

– Думал ли я, что встану у порога Первого ковчега, командуя целой армией, против колонии захватчиков, которая хочет навлечь на нас новый Конец? – уточнил Аэро.

– Да, примерно так, – с усмешкой ответила Рен.

– Даже близко не представлял. То есть думал, конечно, что могу десантироваться на Землю, но никак не ждал возвращения Четвертого ковчега. Нам ведь твердили, будто он погиб на Уране. Ну и вообще, я думал, отец…

– Ты думал, армией командовать будет он. И мы будем следовать его приказам, как примерные солдаты?

– Следовать приказам, а не отдавать их.

– В нашем классе ты был лучшим. Так ли это неожиданно? Ты – сильный солдат, умелый фехтовальщик. Хотя дело даже не в этом: у тебя есть задатки лидера. Знаю, пришлось нелегко, но ты…

– Если скажешь «избранный», я уйду, – шутливо пригрозил Аэро, а потом серьезным тоном добавил: – А как насчет тебя? Ты сама-то думала, что будешь стоять здесь, вот так?

– Мечтала о моментах вроде этого: временное затишье перед битвой, когда предстоит проверить все знания и навыки, когда стихает шум привычной жизни и все становится предельно ясно. Я думала, что буду испытывать возбуждение, но здесь и сейчас меня переполняет ужас.

– Это совершенно нормально, – начал было Аэро и умолк.

– Проклятие, только не надо меня утешать. – Голос Рен дрогнул и надломился. Она сгорбилась. – Я – трус, это же ясно. Была бы солдатом – не боялась бы. Да что со мной такое?

Аэро положил руку ей на плечо. Некоторое время они сидели молча, в сиянии щита, а потом Аэро нарушил тишину:

– Наша ценность измеряется вовсе не храбростью, – повторил он слова отца. – Страх – даже не мера оценки солдата. Он лишь обычная реакция на опасность… а нам грозит очень большая опасность. Трусами мы становимся, только если поддаемся страху и позволяем ему управлять нами.

– Да ты просто утешаешь меня, – как обычно, ворчливо ответила Рен.

– Может быть, – уступил Аэро и присмотрелся к ней. – Ну как, помогло?

– Не особенно. – Рен показала руки. – Дрожат, как фальшион, который пора зарядить. Но ты-то не боишься, да? Руки у тебя не дрожат, они тверды как камень.

Рен взяла Аэро за руки: ладони у нее были холодные и влажные, тогда как у него оставались сухими и теплыми. На мгновение захотелось прижать Рен к себе и утешить ее не только словами, но Аэро сдержался. Не хотел все портить. Рен еще и разозлилась бы, что он пользуется моментом ее слабости.

Впрочем, руку Аэро отдергивать не стал, да и Рен – тоже.

– Может, руки у меня и не дрожат, – произнес Аэро, глядя ей в лицо, – но это не значит, что мне не страшно.

– Так что же, – нерешительно спросила Рен, – ты тоже боишься?

– Ну, я все еще не научился разбираться в том, что чувствую, однако в животе у меня – тугой узел, сердце бешено колотится, а мысли проносятся в голове с бешеной скоростью. Думаю, что испытываю нечто вроде страха, просто не поддаюсь ему.

– Что ж, да не покинет нас завтра смелость. И если нам суждено пасть, то пусть мы погибнем смертью храбрых от рук достойных противников.

Аэро усмехнулся:

– Вот так-то лучше, майор, а то я уж начал за тебя волноваться.

– Жаль говорить, сэр, но минута слабости прошла, – улыбнулась в ответ Рен. – Можете убрать руку с моего колена.