1945 год. Война закончилась, —
Ура! — казалось бы, надо радоваться, но не до этого, не до эмоций.
Из Горной Шории, из Мундыбаша, где перерабатывают железную руду, наша семья переезжает чуть севернее — в шахтёрский город Осинники.
Там нам должно быть лучше. Наша бабуся здесь, тётка, Лёнька.
Да и пойдешь с сумочкой, тут лучше подают. Пока несколько домиков обежишь — и сыт. Я‑то ведь тоже ходил и просил всегда так: «Подайте милостыньку Христа ради».
А что за смысл в просьбе, я не понимал в то время. Кто даст, а кто и откажет.
Как‑то постучал в дом. Открыла двери учительница, дала что‑то покушать и сказала, что нехорошо попрошайничать.
Однажды Витя с голоду чуть не уснул в сугробе навсегда, еле его растормошили.
На родительский день одна бабушка дала яйцо. Мама разделила его на всех.
Когда не могли уехать домой обратно, ночевали в канаве. Однажды так было тепло, травка зелёная, и это было на Пасху.
Шёл 1946 год. Я учился в пятом классе.
Учёба не идет. Нищета, голод, а голод — не тётка тебе.
Нас было семь человек детей, отец, пока был жив, не разрешал нам креститься.
У меня было такое непреодолимое желание креститься, что я часто спрашивал свою бабулю:
— Баба, ну когда уже ты меня покрестишь?
— Подожди Шура, хорошего крестного надо тебе найти.
Бабушка была глубоко верующая и нас окрестила, как война закончилась.
Крёстным стал пономарь церкви Валентин, впоследствии священник и друг по жизни.
В моём упрямстве бабушка видела характер дедушки и поэтому часто говорила:
— Упрямый, как дед Лавро.
Бабушку звали Марией, а деда по отцу — Лавром.
Таинство крещения