Возрождение Зверя

"Почему твой сын не признает тебя? Почему отказывается назвать отцом? Где уважение, которое он проявляет к Владу, к матери, блядь, даже к Изгою и Габриэлю… но не к тебе. Сильный чанкр. Он знает, кто был его отцом. Взрослый благородный мужчина, а не ты… выскочка-гиена, гонимый и презираемый всеми. Он не станет уважать подобного тебе никогда".

Перестать вырываться из лап Думитру, продолжая смотреть в его лицо. В глаза. Туда, где на дне его зрачков разворачивается мое будущее, состоящее из отвратительного прошлого.

"Сколько раз ты спрашивал себя, почему Марианна сыграла роль приманки? Сколько раз злился на нее, за то, что допустила мысль… смогла предположить, что ты можешь навредить своему сыну… Наивный кретин, — кто-то внутри меня оглушительно расхохотался, — она знала. Она боялась правды. Боялась, что в конце концов ты узнаешь, чья на самом деле кровь течет в этом зарвавшемся ублюдке. Узнаешь и не оставишь на нем живого места. Она спасала не вашего сына, а своего. И не от нейтралов, а от твоей мести".

Я хотел, чтобы этот проклятый голос заткнулся, но он хрипел внутри громче и громче своим надтреснутым, сорванным в крике голосом:

"Марианна ведь знала о своей беременности. Она понимала, чем рискует. Понимала, что ее могут схватить. Ее могут убить по приказу Курда. Откуда ей было знать, что ты дал указание не трогать Марианну Мокану? Но она решила пожертвовать ТВОИМ ребенком ради спасения СВОЕГО. Понимаешь, идиот? Поцелуи с охранником… предательства с доктором… и грязный секс с демоном. Сколько раз она раздвигала ноги перед похотливыми самцами, пока тебя не было рядом? Ты слышишь ее обещания Асмодею? Почему ты поверил, что она не исполнила их? Хрупкая женщина, не поднимавшая в жизни тяжелее дамской сумочки, одолела верховного демона? Отрубила ему голову мечом?"

Голос заходится в истерическом припадке.

"Кретин… какой же кретин. Она трахнулась с ним и только, когда демон расслабился, только тогда смогла убить его. Безжалостная жадная грязная шлюха, ради сундука, обеспечившего власть ее папаше и любовнику, отдалась демону, пока ты, как проклятый, горбатился на службе у нейтралов и сох по этой дряни."

Перед глазами Зорич. На ипподроме. Помогает выйти ей из машины. Ведет к двери ресторана. Склонился с ней над договором. В ее кабинете. В ее спальне. Сидя на кровати. Так по-хозяйски. Зорич с моими детьми. Зорич о чем-то шепчется с моим братом. Самодовольно улыбается Фэй. Зорич. Зорич. Зорич. Так много его в моей жизни. Слишком много.

И новые кадры — вот она стонет у него на коленях по дороге на ипподром. За полчаса до того, как отдаться мне. Вот он заходит в ее спальню, закрывая за собой дверь. Вот ему единственному доверяет вывезти детей из Лондона.

"Почему твой "преданный" помощник с такой легкостью принял известие о твоей смерти? Не потому ли, что сам вонзил в тебя этот долбаный меч? Сколько раз он прокрутил его в твоей груди по ЕЕ приказу или просьбе?"

Теперь ты знал ответ на этот вопрос — три раза. Ты смотришь на изуродованное яростью лицо серба, втыкавшего в твое сердце меч, и чувствуешь, как превращается в руины фотография того мира, которую показывали тебе все они. Как желтеет она, как покрывается трещинами и разрывается на части, уносимые ветром, завывавшим снаружи. Мир ломался, иссыхал вместе с этой фотографией, превращаясь в пепел. Не осталось ничего. Ни семьи, ни жены, ни брата, ни друга… ни детей. Ни веры, что когда-то у тебя было хоть что-то из всего этого.

И ты находишь в себе силы вцепиться в запястья Курда и скинуть их. Оттолкнуть его от себя и броситься наружу. Свежий воздух. Тебе нужен хотя бы глоток, чтобы не сдохнуть. Чтобы не зайтись в агонии прямо тут. В этой гребаной комнате, провонявшей твоей собственной смертью.