Возрожденная любовь

– Конечно же нет, – возразила Маргарет.

– Еще как. И в какой-то мере он прав, хотя я никогда в этом ему не признавался. – Граф поправил корзину, явно чувствуя себя некомфортно. – Есть вещи, которые я бы хотел… хотел бы сделать иначе. И все же я рад, что он здесь.

Маргарет с трудом могла поверить словам лорда Карлайла. Возможно ли, чтобы и отец и сын изменились так скоро? Это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.

– Спасибо, что пришли.

Он поднял седые брови.

– Я сначала думал, что вы тоже сошли с ума. Я не понимал, чем может помочь поход моего сына в ту часть города, где он совершал свои выходки. Но это помогло.

– Ему нужно было увидеть чужую боль, – мягко сказала она.

Лорд Карлайл потянулся и взял Мэгги за руку.

– Почему дома он не видел, что не только ему плохо? Что я тоже страдаю – с тех пор как Софии и Джейн не стало?

Маргарет осторожно сжала руку свекра, поражаясь, как быстро ей начинает казаться, что этот человек принял ее.

– Это вы должны спросить у него сами.

Глядя на Джеймса в другом конце комнаты, она ощутила внезапный приступ страха. Он делает именно то, чего она хотела, примиряется со своим прошлым. И все же каким бы открытым виконт ни казался, Маргарет была в ужасе от того, что он будет продолжать задавать вопросы о ее прошлом. Как ей удержать его от этого? Потому что, если она ему позволит, он скоро поймет, что у нее нет никаких ответов. Совсем никаких. Что на самом деле она не может справиться с собственными воспоминаниями. Она с трудом справляется и с настоящим положением ее брата.

Чего бы это ни стоило, Мэгги не позволит ему увидеть свою изуродованную душу. От этого зависят его выздоровление и ее будущее.

Прежде чем подумал, что говорит, Джеймс выпалил:

– Я бы хотел вам помочь. Финансово.

Миссис Лафферти напряглась, непринужденная улыбка исчезла.

– Нет, спасибо.

Удивленный ее тоном, Пауэрз заерзал на скамье.

– Но…

– Нет, спасибо, – повторила она, вся доброжелательность полностью испарилась, словно лето от первых заморозков.

– Не говорите глупостей, – возразил он. – Вам нужна помощь.

Девочка повернулась к нему и строго посмотрела.

– Не смейте так разговаривать с моей мамой.

– Думаю, вам лучше уйти, милорд.

Но виконт не ушел.

Он не мог. Он хотел им помочь. Дать им то, в чем они так явно нуждались. Но сделав это таким грубым образом, Джеймс задел гордость молодой женщины.

Гордость он понимал так же хорошо, как любой из людей в этом месте. В конце концов, он отказывался признавать, что нуждается в помощи. Он до сих пор действительно не в состоянии по-настоящему попросить о помощи.

– Простите меня. Это было крайне невежливо, и только человек моего бездумного класса мог так поступить. Это я повел себя глупо.

Мать вертела в руках ложку, поднимала ее к губам, но не ела. Спустя мгновение она подвинула миску дочери.

Пауэрз ухватился за скамью, пальцы вцепились в деревянную поверхность. Он с радостью почувствовал занозу, надеясь, что она поможет ему пережить это. Он молился, чтобы молодая женщина простила его громадную оплошность.

Из-за собственной гордости Стенхоуп совершенно испортил ситуацию. Теперь ему придется принять любое ее решение, даже если он должен будет покинуть это место и никогда не возвращаться. Даже если он хочет узнать их получше.

Пока виконт ждал, комната, казалось, застыла и замолчала. Мать подняла взгляд, глаза были прищурены. Она взяла дочь за руку и, притянув ее к себе, обняла.

Джеймс сглотнул, удивляясь, куда подевалось его красноречие. Он мог болтать часами, и на любой случай у него была заготовлена колкость. А сейчас? Он не мог заставить губы шевелиться. Только чувствовал, как сердце колотится о ребра. Что, если они отвергнут его?

Мать подняла ввалившееся лицо.

– Мы вам сказали. Нам не нужна ваша благотворительность, милорд.

Пауэрз хотел убежать от этой женщины, такой же непреклонной в своей воле, как он сам. Ее отказ был еще одним напоминанием, что он подвел еще одну мать и дочь, которым раньше была нужна его помощь.

И он не мог перестать думать, что, если бы он старался сильнее, сделал бы еще один шаг и не оставлял жену в одиночестве, она и его дочь могли бы быть сейчас живы.

Черт. Он чувствовал, как разрывается его сердце.

Девочка отстранилась от матери и подняла на него взгляд, ее маленькое личико вопросительно скривилось.

– Вам что, плохо? Вы поэтому болтаете вздор? Может, вы съели что-то испорченное? Я однажды съела и была такой же зеленой, как вы. Вы правда выглядите больным.

У Джеймса защипало глаза, и ему пришлось сглотнуть, прежде чем сказать.

– Мне плохо. Я обидел вас обеих, и мне очень, очень жаль.

Малышка нахмурилась.

– И от этого вы заболели?

Стенхоуп выдавил улыбку.

– Я заболел от воспоминаний, моя дорогая.

Гнев матери, кажется, рассеялся.

– Если вам нехорошо, то лучше оставайтесь сидеть. – Она помедлила, а потом коротко кивнула: – И спасибо за извинения. Это должно быть нелегко для важной особы вроде вас.

– Почему-то мне кажется, что вам досталось так же сильно, если не сильнее, чем мне.

Женщина пожала плечами, худоба ее плеч только подчеркивала движение.