Возрожденные полки русской армии. Том 7

Через 5 минут, бог весть каким способом, раненый был доставлен. Рана была в животе, и, по-видимому, задет был позвоночник, так как ноги не действовали. Я приказал его перевязать. Он плакал, стараясь поймать мою руку.

Володя вызвал меня к себе для прочтения только что полученного приказа. «Ну, поздравляю, пришли танки», – встретил он меня.

Наутро нам приказано было перейти в наступление. Танкам приказано было со станции Разгуляевка через Городище атаковать в направлении на Орловку. Коннице Бабиева и 4-й Кубанской дивизии давалась задача преследования. Мы должны были атаковать прямо перед собой по получении особого приказа.

Итак, завтра увидим действие магических танков. Все воспрянули духом. Ночь прошла в нервном ожидании этого решительного боя. Пусть смерть, чем такое напряжение нервов.

Едва забрезжил рассвет, как далеко влево… затарахтели пулеметы часто-часто, забухала артиллерия. Бой разгорался и все ближе подвигался к нам. Вдруг – чудо. Против 1-го полка все поле покрылось бегущими людьми. 4-я Кубанская дивизия неслась по Саратовскому тракту, охватывая отступающих красных. Вот веером рассыпались кубанцы, блеснули шашки…

«Вперед!» – скомандовал появившийся Гранитов и полез через проволоку. Ему помогали другие разбрасывать колья. Вот мы за проволокой… спустились прямо на голову красным. «Стой, стой, будем стрелять!» – кричали гренадеры. Из красных кто остановился, кто бежал. Раздались одиночные выстрелы по убегающим. Все равно не уйдут, вот она – наша кавалерия. Наша кавалерия действительно была уже далеко впереди, никто уйти не мог.

Верхом в сопровождении ординарца показался Густав. Глядя на разбросанных по всему фронту красноармейцев, он произнес только одно слово: «Мало» – и проехал дальше. Я подошел к одному убитому. Это был тот самый, что подъехал к проволоке верхом. Молодой, рыжий, кудлатый, в офицерских рейтузах, при шашке, весь обвешанный красными кумачовыми лентами. На красном поясе висели у него четыре ручные гранаты. Пуля пробила ему череп, а запекшаяся кровь еще больше придала его облику красных тонов. По-видимому, это был красный командир.

Мы двинулись вперед, по пути, в балках, забирая пленных. Сделав большую петлю в несколько верст и пройдя Большой Яр цепью, мы вышли на Саратовский тракт. Борис выстраивал пленных, которых набралось до 100 человек. Из Царицына показался быстро едущий автомобиль. Я узнал генералов Врангеля и Шатилова. «Это гренадеры?» – обратился он ко мне. «Так точно, Ваше Превосходительство», – ответил я. «Благодарю вас за лихое дело», – прогремел он и понесся дальше. Казаки везли мимо нас 13 взятых орудий. Победа была полная. Разгром 28-й советской «Железной» дивизии оказался решительным.

Когда пленные были выстроены, я обратился к ним с вопросом, нет ли среди них желающих пойти в наши ряды. Сначала вышли два уфимских татарина, как оказалось потом, коммунисты, что не помешало им, однако, быть верными солдатами. Немного подумав, вышел один русский – Мотков. Изъявившим желание драться на нашей стороне были выданы винтовки, остальных оправили в тыл. Что особенно порадовало наших гренадер, это то, что все английское обмундирование, снятое красными с саратовцев, попало к нам. Красные, боясь, чтобы в них не признали по обмундированию бывших изменников – саратовцев, побросали все сами. Весь путь отступления был завален шинелями и френчами. Некоторые гренадеры ухитрились забрать про запас по 4 шинели. Нашему сильно поредевшему полку приказано было вернуться в Городище. Вперед была послана кавалерия, а нам был дан заслуженный отдых.

В Городище пришли мы поздно ночью и разместились по квартирам. Утром торжественно хоронили убитых нашей роты и прапорщика Жильцова, погибшего за минуту до общего отступления красных.

На четвертый день отдыха заболел полковник Гранитов. По всему было видно, что у него начался тиф. Раздумывать долго не приходилось, вызвана была санитарная линейка и дано знать Густаву. Густав подошел как раз в тот момент, когда Володя собирался садиться. После коротких пожеланий начали прощаться. «Знаешь что, Густав, возьми мой наган, у тебя ведь нет револьвера, он тебе пригодится», – сказал Володя, протягивая Пильбергу свой наган; тот его машинально взял. Повозка тронулась.

«Теперь твоя очередь принимать роту», – обращаясь ко мне, сказал Густав и пошел в штаб, унося и револьвер. Я принял роту в 25 гренадер. Настроение, в связи с полученным отдыхом, резко изменилось у всех к лучшему. Каждый день после вечерней молитвы я вел беседы с гренадерами на злободневные темы, а потом садились и разучивали полковые песни. Через три дня Густав даже был поражен тем, как хорошо пела рота. Песни пришел слушать и начальник дивизии генерал-майор Чичивидзе, старый кавказский стрелок. Теперь хоть мало было нас, но я видел каждого в бою и уже был уверен, что эти не подведут. Залогом этого было то, что каждый весело смотрел мне прямо в глаза.