На одну такую недвусмысленную угрозу коменданта Галлиполи – прекратить выдачу продовольствия – генерал Кутепов очень спокойно ответил, что это, конечно, дело французов – выдавать или не выдавать продовольствие, но он считает своим долгом предупредить французские власти, на что могут быть способны двадцать тысяч голодных людей, представляющих большую угрозу для французских складов и французского гарнизона (который, кстати, как огня боялся сохранивших винтовки русских воинов!).
После этого разговора всякие дальнейшие намеки на прекращение выдачи питания прекратились. И действительно, слова генерала Кутепова не были пустой угрозой: двадцать тысяч прошедших огонь и воду галлиполийских русских воинов, которым «море было по колено» и которые по первому приказу своих начальников пошли бы куда угодно, – была угроза немалая для бедного коменданта – полковника Томассена!
Вспоминаю те решительные меры, которые были разработаны генералом Кутеповым и его штабом, когда до нас дошло известие, что генерал Врангель, находившийся в Константинополе, лишен «союзниками» свободы.
Намечен был план внезапного ночного марша через перешеек и стремительного удара на Константинополь. При полной своей неожиданности такой удар мог бы иметь успех (хотя бы временный). К счастью, слух об аресте генерала Врангеля не подтвердился и поход был отставлен.
Вот в какой нервной обстановке протекала наша жизнь в Галлиполи в 1920—1921 годах и складывались наши взаимоотношения с французскими властями. В сущности, реальной властью в Галлиполи был не французский комендант с его жалким батальоном черных сенегальцев (как их почему-то называли «Сережами»), а генерал Кутепов – «Кутеп-паша», как его почтительно называли галлиполийские турки, с двадцатью тысячами его отборных соратников. Нужно сказать, что и порядок в городе поддерживался, главным образом, комендантом корпуса генерала Кутепова – генералом Штейфоном, и за все время пребывания русских в Галлиполи местное население не имело повода пожаловаться.
После долгих месяцев беспокойства за судьбу своих родителей наконец в Галлиполи пришло, через Красный Крест, письмо моей мамы, из которого я узнал, что она из Новороссийска попала в Египет, где благодаря своему прекрасному знанию иностранных языков (французского и английского) сперва давала уроки языков, потом устроилась воспитательницей в семье тогдашнего премьер-министра Египта – Сидки-паша, у которого было две дочери; позже, по рекомендации Сидки-паши, моя мама устроилась на место «dame de compagnie» к пожилой принцессе Махмуд-Шамди – вдове брата египетского короля Фуада. Принцесса очень полюбила мою маму и очень хорошо к ней относилась. В свою очередь и я сообщил маме о нашем с братом благополучном прибытии в Галлиполи (брат мой Сергей со своей женой раньше меня уехал из Галлиполи сперва в Константинополь, а потом в Париж). Об отце же ни мама, ни мы с братом ничего не знали, и лишь позже, в эмиграции, я узнал о его смерти в 1919 году.
В память пребывания Русской Армии в Галлиполи (а также на острове Лемнос и в Бизерте) 15 ноября 1921 года был установлен нагрудный знак (черный крест с белым ободком) с надписью: «Галли-поли 1920—1921 гг.» (для Лемноса и Бизерты – соответствующая надпись). Грамота на право ношения этого знака гласила: «В ознаменование безграничной любви к Родине и верности Русской Армии и величия духа…»
Как я уже упомянул, в последнее время нашего пребывания в Галлиполи скудный французский паек (еще уменьшенный) сильно изнурил чинов корпуса, а особенно нашу молодежь – юнкеров, которым, конечно, не могло хватать питания при таком голодном рационе. Люди от недоедания стали болеть, и не одна могила прибавилась на русском кладбище!
Все чаще вставала в нашем сознании мысль, что мы так долго не протянем и что нужно искать какой-то выход из этого положения… И этот выход был найден генералом Врангелем.
Еще в начале нашего поселения в Галлиполи, на Лемносе, в Чаталдже и в Бизерте, в заботах о своих соратниках, генерал Врангель неустанно энергично хлопотал о расселении контингентов армии, казаков и флота по братским, славянским странам.
После долгих его усилий хлопоты эти увенчались успехом, и Сербия и Болгария дали свое согласие на принятие нескольких десятков тысяч белых воинов в свои пределы, а Чехословакия согласилась дать возможность нескольким сотням русских юношей закончить свое образование в чешских университетах.
С середины 1921 года начался разъезд из Галлиполи частей 1-го армейского корпуса: пехоты – в Болгарию, а кавалеристов – в Сербию (в дальнейшем королевство Югославия), управлявшуюся испытанным другом России – королем-рыцарем Александром Карагеоргиевичем.
Кавалерийское училище, в котором я служил, получило свою очередь отправки в Сербию значительно позже, одним из последних. Но наконец настал и день нашего отъезда из Галлиполи – 9 декабря 1921 года училище погрузилось на пароход «Керосунд» и покинуло хоть и «голодное», но ставшее родным Галлиполи.