Возрождённый Первый Дом (СИ)

Когда всадники выехали из сумрака соснового бора на простор луга, Король подставил лицо яркому свету, что щедро лился от ладьи Ариэн: его fёа всеми своими частичками ловила и впитывала живительное тепло. Если в Форменосе Финвэ продолжал ощущать блёклую муть туманных садов и давящие чёрной дланью воспоминания о нападении на крепость, то среди цветущих лугов такая лёгкость наполнила его душу, что Королю захотелось раскинуть руки в стороны и упасть в звенящее разнотравье. А ещё лучше, вознестись высоко-высоко в небеса, окунувшись в пламень заката. Настроение всадника передалось чуткому быстроногому скакуну, и конь серебристой стрелой полетел вперёд.

Путь в Тирион показался Нолдорану короче, чем раньше. Ближе к вечеру с пригорка открылся восхитительный вид на высокую башню маяка, но дорога успела ещё несколько раз нырнуть в овраги, прежде чем отряд нолдор подъехал к Золотым Вратам Тириона. Караул отсалютовал кавалькаде, лики стражей озарили изумлённые улыбки, когда Финвэ, проезжая мимо них, помахал верным рукой. Передали ли они осанвэ своим родным и командирам, или это сделали эльфы из отряда, но из-за калиток и из дверей домов стали выбегать ошеломлённые новостью жители. Конь под Нолдораном перешёл на шаг, чтобы случайно не задеть кого-то из этой шумной пёстрой толпы.

По мере восхождения на вершину Туны улицы становились всё наряднее. Жители торопливо украшали свои дома пышными гирляндами цветов и яркими лентами. Со всех сторон раздавались крики радости и восторженные возгласы: «Айя Финвэ! Айя Нолдоран!»

Неизвестно, кто первым бросил букетик цветов, но вскоре кавалькада попала под перекрёстный огонь цветопада. Лошади недовольно фыркали, трясли гривами, а на всадников всё летели разноцветные лепестки.

Когда впереди показалась центральная площадь, Финвэ спешился и со счастливой улыбкой пошёл вперёд, отвечая на рукопожатия и объятия. Навстречу ему из дворца выбежали внуки из Второго и Третьего Домов. Эльфы были готовы нести на руках возрождённого Короля, но Финвэ решительно остановил их. Гордо прошествовав к своему дворцу, государь стремительно взбежал на крыльцо и обернулся к собравшимся на площади жителям Тириона.

— Айя нолдоли! Да здравствует мой народ! Я вернулся! — громкий торжествующий голос пронёсся над вечерним городом, над притихшей толпой, тотчас ответившей Королю радостными криками, и одновременно с его кличем вспыхнул свет на вершине маяка.

— Отец, может быть, отдохнёшь с дороги? — осторожно поинтересовался Ноло, когда тирионские внуки прекратили обнимать деда.

— Прошу накрыть столы на площади! Да будет праздник! — величественно взмахнул рукой Нолдоран. — Я хочу быть рядом с моим народом!

— Хорошо, атто, — вздохнув, Арафинвэ ушёл во дворец распоряжаться насчёт пиршества, а Нолофинвэ, облокотившись на мраморные перила крыльца, наблюдал за вновь сошедшим вниз Королём, который крепко обнимал своих верных и целовал эльфиек.

***

Маэглин сидел на самом краю длинного стола, богато украшенного и ломившегося от различных кушаний, диковинных плодов и пузатых бутылей вина. Эльф разглядывал многочисленных родственников и пытался угадать, кто есть кто. Затянувшиеся было от песен Исцеления раны вновь напомнили о себе. Или это грусть заставила истекать кровью его сердце? Всеобщее веселье, охватившее город, не смогло прогнать горестные мысли о несправедливости Владыки Судеб. Сейчас рядом с ним должны сидеть мать с отцом! Так почему он опять в гордом одиночестве? Эх, мам. Как некстати ты уехала искать Тёмного Лорда! Отца, неожиданно поправил сам себя Маэглин. Эол хотел, чтобы все его считали чёрствым и грубым, но душа Ломиона, прозябавшая в ледяных чертогах Мандоса, внезапно была согрета именно теплом любви владыки Нан Эльмота. Тогда Маэглину почудилось, что это душа мамы нашла его, настолько озарилось светом стылое Небытие.