Возвращайся!

«Чертова бегемотина, – с неожиданной злостью думает Серж, – слова из него не вытянешь. А ведь этот идиот женился бы на потаскушке Снежанке, если б ее не грохнули. Она бы трахалась со всеми мужиками, а он терпел. Ревновал, мучился и терпел. Не пацан, а кусок студня».

А Миха горько и тяжело размышляет о том, что теперь в «Гамлете» ему не место. Всегда при виде его ребята станут шушукаться и переглядываться, даже если менты найдут истинного убийцу. В театре он отныне изгой, белая ворона.

Как же он не хотел сегодня идти на репетицию! Точно чья-то невидимая ладонь мягко, но настойчиво упиралась в грудь, останавливала – и все же он плелся вопреки собственному желанию, механически, как во сне, передвигая ноги. Потому что, при всей своей лени, он – человек ответственный. Вот уже год играет на сцене «Гамлета и других» и не пропустил ни одной репетиции.

Миха бессмысленно смотрит своими выпуклыми совиными глазами на здание театра – одноэтажный деревянный домишко, в котором некогда жили купцы или мещане, и в нем опять поднимается ужас, испытанный в квартире Сержа, когда, проснувшись, понял, что Снежана мертва.

В ту ночь он впервые познал женщину. Пускай это было на бесстыдной пьяной тусовке, пускай он и Снежана соединились по прихоти Сержа, но для него она все равно была первой, и должна была стать единственной!

Для девчонок он был полусонным беззлобным толстяком, не мужчиной и не женщиной – чем-то средним. Про него, посмеиваясь, говорили: «Миха – это ОНО». И он уже смирился с мыслью, что у него никогда не будет жены. Разве что клюнет какая-нибудь уродина, которой деваться некуда. Снежану он втайне любил и леденел от ужаса, представляя, как признается ей в своих сокровенных чувствах, а она презрительно захохочет в ответ.

И вдруг они оказались в одной постели, и это случилось просто, легко, помимо его воли.

Проснувшись и увидев ее, лежащую рядом с ним, он пришел в восторг, млея от счастья и нежности. Случившееся казалось чудом. Мгновенным, как бывает только в сказках, осуществлением мечты… Потом он притронулся к ней, ставшей такой близкой, такой единственной, и почувствовал на ладони липкую загустевшую кровь…

Миха передергивается от внезапно нахлынувшего холода, хотя на улице теплый вечер десятого июля.

– Ну что, несостоявшийся мокрушник, – блаженно потянувшись, Серж поднимается со скамейки, стоящей напротив входа в театр, – репетиция вот-вот начнется. Двигаем?

– Нет, – апатично заявляет Миха. – Я – домой.

– Как домой? А зачем тогда пришел, чудила?

– Да так…

– А репетиция? – изумляется Серж, жизнь которого накрепко связана с театром.

В ответ Миха молча покачивает крупной шаровидной головой и уходит, растворяется среди воскресных прохожих – ленивый неповоротливый толстяк, переполненный невысказанным горем и отчаянием.

* * *

Королек

Останавливаю свою «копейку» возле архитектурного института. И жду. Льет обильный дождь, стекая по лобовому стеклу. Из института – стайками и поодиночке – выпадают неунывающие студиозы. От одной из таких ватажек отделяется девчушечка и подбегает к моей тачке.

Предупредительно отворяю дверцу. Регинка плюхается рядом со мной, сбрасывает с головы капюшон, достает пачку сигарет, закуривает. И у меня слегка зависает сердчишко: на мгновение кажется, что это – актрисуля.

Но уже в следующее мгновение осознаю, что ошибся: в актрисуле – при всей ее наглости и продажности – есть некий аристократический шарм. А эта – плебейка, крепкая, шустренькая, черноволосая. Из нее так и прет неистовая энергия, которой хватит на десять нехилых мужиков. Антрацитовые глазенки так и горят на кругловатом лице. Когда улыбается, на щечках играют ямочки. Девочка-порох. В тридцать лет она станет бой-бабой, а в семьдесят – крутой старухой, которой палец в рот не клади.

– Ну, задавайте свои вопросы, – заявляет решительная Регинка. – Только побыстрее. Мне некогда фигней заниматься.

– Без проблем. Чтобы убить человека, нужно люто его ненавидеть. Кто, по-твоему, испытывал к Снежане такую злобу?

– Да никто. Девка простая, вроде меня.

– А ты простая?

– А то как же! Сейчас время простых. Главное, не брать в голову. Иметь бабло и наслаждаться жизнью.

– Но ты вроде бы архитектором собираешься стать. Разве они такие уж примитивные?

– А какие еще? Что нам стоит дом построить – нарисуем, будем жить… Но я, к вашему сведению, не архитектор, я – дизайнер костюма.

– Учишься на модельера?

– Ага. Признавайтесь, небось, представляете, что наш факультет – курсы кройки и шитья? Верно?

– Ни в коем случае! Наоборот, уважаю людей, которые умеют рисовать. Ты, наверное, классно рисуешь?

– Средне, – честно признается она. – Вот Зинка – настоящая художница. Не поверите, нарисовала всех артистов нашего театра. В виде разных зверей. Я, например, черная пантера. Так похожа, даже мурашки по коже.

– Давай вернемся к Снежане. В каком институте она училась?

– Кажется, в педе. Русский язык и литература.

– Собиралась быть учителем?

– Она что, больная?! Наверняка пристроилась бы куда-нибудь торговать или в турфирму.

– Как Снежана относилась к Михе?