...В сумках оказался приличный коньяк, сыр. Они, молча, выпили с Надеждой.
– Хоронить-то когда? – Николай посмотрел на Надежду.
– Завтра или утром или к вечеру. Братья твои просили дождаться, обещались приехать.
– Какие братья? – Николай был удивлен.
Он точно знал, что у него не было, и нет братьев.
– Так с Севера. Парни двоюродного брата дяди Миши, они здесь каждый год бывают.
... Саша, Алеша, Паша. Как есть твои братья, а кто же они тебе?.. – Надежда с изумлением смотрела на Николая.
– Братья! – подытожила утвердительно еще раз Надя.
...Николай вспомнил, что ведь точно, у отца был двоюродный брат, который жил где-то толи просто на Севере, толи на Севере Сибири.
Вспомнил, что отец ездил к Михаилу на встречи братьев, слышал, что у того есть сыновья, но никогда их не видел и не знал, сколько их, кто они, как их зовут.
– Семья-то у них большая, еще две сестры есть, а сам-то года три как умер. Дядя Михаил сокрушался, что проститься не сможет. Далеко. Туда на самолете лететь надо.
...Прислали телеграмму, чтоб дождались. Они такие, сказали – приедут. Но опять ведь, далеко. Приедут! Может в ночь приедут. Бедовые. Ой, бедовые!
Но дядю Мишу уважали. Что уважали – то уважали. Цыкнет на них, – хвосты прижмут, насупятся, а молчат.
Да они считай, здесь и выросли. Мальчишками-то каждое лето приезжали.
Да, их здесь все за своих считают. Ой, бедовые... – Надежа, что-то вспомнив, засмеялась.
...После бани и коньяка, под мерный рассказ Надежды глаза слипались. Заметив это, Надежда провела Николая в маленькую комнату и показала кровать.
...Железная кровать была высокая, с замысловатыми, коваными спинками, с белыми блестящими шарами. Перина взбита, простыни проглажены и казались неестественно белыми.
Николаю вспомнился госпиталь, куда он попал в девяностые с двумя пулевыми ранениями в упор. После этого он нигде и никогда не видел белого постельного белья.
Там, когда он пришел в себя, все вокруг было белым. Было полное безразличие и все вокруг было белым. Белые стены, белые люди, белые лица. Николай старался не вспоминать те дни. Тогда в палату впустили только отца, а потом выгнать его не могли. Так и сидел дня два, пока Николай не съел апельсин. Апельсин был без вкуса и запаха, но он помнил, как отец с удовольствием смотрел на то, как по подбородку Николая течет оранжевый сок, как с удовольствием хмыкнул: «Косточки не проглоти, бедокур, а то в животе вырастут».
Николай лег и провалился в спокойный и безмятежный сон.
...Сквозь сон почувствовал, что на него смотрят!