Возвращение

«Какие слова надо сказать? Каких ждут от него люди?» Он не знал.

– Спасибо вам, люди! – Николай замолчал, подыскивая слова. – Спасибо, что вы рядом с нами!». Он посмотрел на братьев.

– Спасибо, что эти дни были с нами, что дядю Мишу с уважением проводили! – он опять посмотрел на братьев. – Пусть земля ему будет пухом.

Николай выпил и сел. Все встали, выпили и, молча, сели.

Встал Пашка: «Наливайте! Дядю Мишу все знали. Помянем добрым словом! Может, кто сказать, что хочет, говорите!!

Тишина резала воздух.

– Люда вынеси ребятишкам за забор, конфеты, там, печенье! – Пашка опять встал.

– Спасибо ему за все! Помянем! – Пашка выпил свою рюмку и сел.

В тишине застучали ложки по тарелкам.

Встала Надежда: «Помянем! Соседи... по–соседски... »

Все опять, молча, выпили. Гнетущая тишина нависла над всеми в которой отчетливо были слышны лишь звуки ложек.

– Может, кто сказать, что хочет? – Пашка опять встал.

– Да что тут, Пашенька, скажешь? – с краю стола старушка в тишине обратилась к Пашке. – Пашенька! Че скажишь -то?

...Почитай уж и никого не осталось, кто сказать-то может. Он ведь еще до войны в портупее ходил. Ой, заводные все они были.

С Колюшкиным-то отцом бедовые были. Уехали тогда в город оба. Пачпорта в сельсовете выправили и уехали батька-то их, говорят, против был. На учебу. Мы-то все так – без пачпартов до шеститдесятых и прожили.

Крут папка у тебя, Колюшка, был! Ох, крут! Но и Мишка был крут! Ох, крут был! Но не помню, что б деда вашего обижали.

Все притихли.

– Мишка тогда первым приехал, а потом батька твой, Колюшка. Уж не знаю, че говорили, на машинах тогда приезжал, на черных, извинения у деда вашего просили.

Теперь уж свиделись. Раз просил извинения, значит, простил его отец. Им теперь сподручно там-то разбираться. Все, почитай, собрались.

Че, Пашенька, скажешь тут? Всё! Не осталось таких боле! Пусть земля пухом им всем будет.

Все молча выпили.

– Матка-то тоже рада, небось, что Мишку увидела, – старушка продолжала, глядя куда-то вдаль. – А перед войной Мишка сгинул. Появился потом уже – после войны. Лагерник он был.

Мы-то все знали, что не по справедливости к нему все было. А Мишка так вот здесь и прожил бобылем.

Че уж и как случилось, не знаю. Говорят, генерал он был. Может и был. Много машин к нему приезжало после войны. Все в шляпах или с погонами. Мишка-то, говорю, вроде генералом был. Сам, вроде, Сталин ему сказал когда война началась: «Виноват. Иди воюй». А Мишка вроде так сказал – «Вот победим, и не увидите меня больше».