Возвращение

– Ничего, – говорил он, ухмыляясь щербатым ртом, – тут главное – уметь себя поставить. Администрации на глаза желательно попадаться как можно реже, а при общении с другими зеками не давайте себя в обиду, и всё будет пучком. А вообще держитесь меня, я тут всех авторитетов знаю.

Кто-то даже повёлся, ведя с Диком заискивающие разговоры, я же только хмыкнул, собираясь в который уже раз рассчитывать только на самого себя. Правило «не верь, не бойся, не проси» актуально в любой тюрьме любой страны мира.

Автобус затормозил в тюремном дворе, и мы принялись выбираться наружу.

– Живее, мать вашу! Не приведи вам бог не успеть д отбоя!

– А ужином кормить нас чё, не будут?! – вякнул кто-то и тут же получил дубинкой пониже спины.

– Утром набьёшь брюхо, свинья!

Неласково нас тут встречают… Боюсь, в случае подобного со мной обращения могу и не сдержаться. Куда мне свой норов спрятать? Некуда, он всё равно вылезет наружу. А пограничных ситуаций наверняка ожидается немало, получается, карцер станет моим лучшим другом, а про УДО вообще можно забыть? Ох, нелёгкая это работа – из болота тащить бегемота.

Далее нас наконец-то отцепили друг от друга, провели досмотр с полным раздеванием, заставили принять холодный душ, свою одежду мы сменили на серую робу и брезентовые куртки – декабрь на севере штата – месяц дождливый. С собой нам выдали и по второму комплекту одежды, на случай, когда первый отправится в прачечную. После чего последовало распределение по корпусам и камерам. Каждому вручили свёрнутые в рулон матрас и одеяло, внутри которых скрывалась ещё и подушка. Сотню баксов, которую я честно предъявил на осмотре, мне оставили, сказав, что я могу отовариваться в местной лавке. Добавив, правда, что цены в ней на порядок выше, чем на воле, а вообще зек не имеет права держать при себе больше полутора сотен. Почему именно такая сумма – оставалось только гадать.

Меня отконвоировали в Западный блок, где заключённые размещались в камерах на пяти ярусах. Самые опасные преступники, насколько я понял из болтовни Дика, томились в Северном блоке, крышу которого венчала вентиляционная шахта газовой камеры. По пути надзиратель обронил с ухмылкой:

– Определим тебя к Молчуну Лу. Посмотрим, сколько ты там протянешь.

Опа, уже запугивания начались? Хм, хорошо же меня тут встречают! И чем же это так славен некий Молчун? М-да, заинтриговал.

Камеры, больше похожие на пеналы, здесь, судя по всему, не закрывались до самого отбоя, то есть до 10 вечера. Часы у меня конфисковали, но на стене в дальнем конце коридора висели большие часы «Hermes», и чёрные стрелки на белом циферблате показывали без десяти минут десять. А тут как раз другой надзиратель с нижнего этажа прокричал:

– Блок, приготовиться к отбою!

Зеки неторопясь потянулись в камеры, и из некоторых вслед нам донеслось что-то насчёт свежего мяса. Не иначе это про меня.

– Сюда.

Я переступил порог камеры, освещаемой тусклой, забранной в металлическую сетку лампочкой. В дальнем конце обнаружились «очко» и умывальник с пятнами ржавчины на кране. А на нижней шконке я увидел сидевшего здоровенного негра. На вошедших он не обратил ровно никакого внимания, будучи всецело занят поглаживанием разлёгшейся у него на коленях… крысы. Только грызунов нам тут не хватало! Куда только надзиратели смотрят?

– Это его подружка, – словно прочитав мои мысли, хмыкнул конвоир. – Небольшое послабление. Он зовёт её Бу-Бу.

– Бу-Бу, – пробубнил, не поднимая глаз, Молчун.

Тьфу ты, сплошная антисанитария! Но делать нечего, если уж надзиратели разрешают держать крыс, то придётся с этим смириться. Да и, в общем-то, мне не жалко, лишь бы ко мне не лезла. А сосед, похоже, малость того, хорошо если обычный аутист.

– Фил Бёрд, – представился я, когда за мной закрылась решетчатая дверь.

Негр ничего не ответил, продолжая поглаживать своего грызуна. Ну и не больно-то хотелось, тем более я уже знаю, как его зовут.

Так, раз нижняя шконка занята, кинемся на верхнюю, мы люди непривередливые. В Ухтпечлаге, помнится, тоже на верхней шконке чалиться пришлось. Улёгшись, вытащил из кармана робы маленькое семейное фото, где мы вчетвером – я, Варя с Даней на руках и Соня – позируем на фоне нашего особняка. Специально сфотографировались, я хотел, чтобы на случай, если мне впаяют срок, с собой была память о близких.

М-да, скучновато в камере на двоих без книг и даже свежей прессы. Я бы и от несвежей не отказался, не говоря уже о радио и телеприёмнике…

– Бу-Бу, – донеслось снизу.

Мой сосед всё же явно производил впечатление слабоумного, оставалось надеяться, что он тихий, а не буйнопомешанный. Ровно в 10 вечера электрический замок закрыл двери всех камер одновременно, погасли лампочки и, прислушиваясь к голодно урчащему желудку, я попытался уснуть.