Возвращение

Я понял, что Натали права. Дедушка не переставал меня восхищать.

– Робертсон тоже оказался прав, – продолжила Натали, – когда сказал, что мы могли бы сами найти нужные сведения. Я зашла на сайт ДБР и всего за пять минут отыскала Келли по ее настоящему имени и фотографии. Так что в Джорджию можно было не ездить.

– А я все-таки рад, что мы поехали, – возразил я. – Иначе мы бы с тобой не увиделись.

– Я буду по тебе скучать, – прошептала Натали, опустив глаза.

Я тоже. Даже не представляешь как.

– Я тут решил собрать немного меда перед отъездом. Не хочешь помочь? Я покажу, как вращать медогонку и откачивать мед. Если повезет, заберешь домой пару баночек.

– Не очень хорошая идея, – немного помолчав, ответила Натали. – Мне и так тяжело из-за твоего отъезда.

– Значит, это все? Наш последний разговор?

– Не хочу о нем думать в таком ключе.

– А в каком хочешь?

Натали ответила не сразу.

– Я хочу вспоминать наши встречи как чудесный сон. Яркий, осязаемый, упоительный.

А затем мы проснемся, подумал я.

– Скорее всего, я буду приезжать время от времени – следить за домом, проверять ульи. Могу сообщить тебе, когда буду в городе, – предложил я. – Как-нибудь встретимся – пообедаем или поужинаем.

– Может быть…

Натали не отказалась, однако у меня возникло чувство, что она предпочла бы не знать о моих приездах.

– Договорились, – продолжил я как ни в чем не бывало.

– Хорошо. Когда переезжаешь?

– Через пару недель. Надо немного освоиться на новом месте, прежде чем начнется учеба.

– Разумно, – кивнула Натали.

– А у тебя какие планы на лето? – поинтересовался я.

– Самые обычные, – пожала плечами она. – Несколько выходных проведу здесь, остальные – с родителями на побережье.

Наша беседа сделалась сухой и неловкой, и я с грустью подумал: почему же раньше мы говорили так просто и непринужденно? Я не хотел прощаться вот так, однако прекрасно знал, что ничего уже не изменишь.

– Если когда-нибудь выберешься в Балтимор или в Вашингтон, дай мне знать, – попросил я. – Буду рад с тобой повидаться. Сходим в музей при Смитсоновском институте.

– Хорошо, – пообещала Натали, хотя мы оба понимали: этому не бывать.

Ее губы дрожали.

– Натали… – начал я.

– Мне пора. – Она вдруг встала из-за стола. – Работа.

– Понимаю.

– Я понаблюдаю за твоим домом, пока ты в Балтиморе. Вдруг там поселятся бродяги.

– Спасибо!

Мы вышли из буфета, и я проводил Натали до выхода, хотя, возможно, она предпочла бы дойти сама.

Затем я вышел за ней на улицу. В голове крутилась мысль, что все происходит слишком быстро. Не удержавшись, я взял ее за руку. Натали остановилась, повернулась ко мне. С ее ресниц закапали слезы, и я почувствовал комок в горле. Я знал, что не следует этого делать, однако наклонился к ней и слегка прикоснулся губами к ее губам, – а затем обнял. Поцеловав в макушку, сильнее прижал к себе.

– Я понимаю, Натали, – произнес я, зарывшись лицом в ее волосы. – Я все понимаю.

– Мне очень жаль, – дрожа, прошептала она в ответ.

– Я люблю тебя и никогда не забуду.

– Я тоже тебя люблю.

Яркое солнце висело высоко в небе, воздух был жарким и влажным. Мимо прошел мужчина с букетом цветов; через пару мгновений из здания выкатили старушку на инвалидной коляске. Впрочем, я едва их заметил. В больнице рождались дети, которым предстояла целая жизнь, в то время как путь других пациентов близился к концу. Шел самый обычный день, но не для меня; слезы жгли мне глаза, и все, чего я хотел, – продлить этот миг навеки.

* * *

Несколько дней спустя доктор Ноблз сообщила, что костный мозг у Хизер подходит Келли по всем шести показателям, а у Тэмми – по пяти пунктам из шести. Предстояли дополнительные анализы, но врачи не сомневались, что донор найден.

Чуть позже это подтвердилось; забор и трансплантацию назначили на следующую неделю, когда я уже перееду в Балтимор. Конечно, оставались некоторые риски, и Келли предстоял годичный курс лечения, однако в будущем, надеялась доктор Ноблз, пациентку ждала нормальная жизнь.

Вплоть до отъезда я навещал Келли и ее родных, а в остальное время собирал вещи и готовил дом к своему грядущему отсутствию. Бригада уборщиков отдраила комнаты от пола до потолка, упаковав постельное белье в полиэтиленовые мешки, чтобы ткань не запылилась и не покрылась плесенью. Я снова встретился с управляющим и подрядчиком, проследил, чтобы привезенные паркет и черепицу сложили в амбаре.

А еще я собрал мед. Несколько банок я оставил себе, бо́льшую часть продал Клоду, а парочку оставил на крыльце у Натали. Стучаться в дверь или звонить я не стал.

Я постоянно думал о Натали: просыпался с мыслями о ее улыбке, чувствовал ее запах; грезил о ней, засыпая. Без остановки думал, где она и чем занята. Я больше не ощущал себя целым, словно кто-то вынул из меня нечто жизненно важное, оставив лишь чувство пустоты. До встречи с Натали я верил, что влюбленным по плечу все невзгоды. Теперь же я знал: иногда любовь бессильна.

* * *