– А если родители злятся? Вдруг они закатят скандал?
– Я их успокою, – пообещал я. – Если дело примет скверный оборот. Но ведь они обрадовались, когда ты позвонила. Не думаю, что они сердятся.
– Даже если они рады, что я жива, – девушка запнулась, окинув меня напряженным взглядом, – в глубине души они все еще винят меня в смерти Роджера.
Я не знал, что на это ответить, поэтому промолчал. Келли здоровой рукой извлекла из пакета покупки и внимательно их рассмотрела.
– Хочешь подержу зеркальце? – предложил я.
– Если вам не сложно.
– Конечно, нет.
Посмотрев на свое отражение, девушка нахмурилась.
– Я кошмарно выгляжу.
– Вовсе нет, – возразил я. – Ты очень красивая, Келли.
Скорчив рожицу, она расчесала волосы, затем занялась макияжем. Преображение меня изумило. Келли убрала косметику в пакет и положила его на прикроватный столик.
– Ну как? – В ее голосе прозвучало сомнение.
– Чудесно! – одобрил я. – И теперь ты правда выглядишь на девятнадцать.
– Я такая бледная… – нахмурилась девушка.
– Ты слишком к себе критична.
Келли покосилась на окно.
– Насчет мамы и сестер я спокойна, – призналась она. – А вот отец… Боюсь, что он скажет.
– Почему?
– Даже когда братик был жив, мы с отцом не очень ладили. Вообще-то он тихий и не любит проявлять эмоции – пока не разозлится по-настоящему. И он частенько на меня злился. Ему не нравилось, с кем я тусовалась, как училась, какую одежду носила. Он постоянно меня отчитывал, и я это терпеть не могла.
– Как и любой подросток.
– Не уверена, хочу ли возвращаться, – с опаской призналась Келли. – Вдруг все останется, как прежде?
– Не забивай себе голову, – ответил я. – Нет нужды решать прямо сейчас.
– Как думаете, они станут меня ругать? За то, что сбежала и не звонила?
– Да. – Лгать я не хотел. – С одной стороны, они сердятся, с другой – безумно рады, что ты нашлась. А еще беспокоятся из-за твоей болезни. Так что эмоции у них самые разные. Наверное, они будут вроде как в шоке – учти это при разговоре. Впрочем, важнее другое: что ты чувствуешь сама?
Немного подумав, Келли ответила:
– Мне не терпится их увидеть – и в то же время я боюсь.
– Я бы тоже боялся, – успокоил ее я. – Это нормально.
– Я хочу…
Келли запнулась, но я и так знал ее мысли. Ее выдавал взгляд. Как и любой ребенок, она хотела родительской любви. Чтобы ее приняли. Простили.
– Советую еще кое над чем подумать, – немного выждав, добавил я.
– Над чем?
– Если хочешь, чтобы тебя простили, сперва прости себя сама.
– И как же? – спросила Келли. – После всего, что я натворила?
– Прощение не значит, что ты забудешь или перестанешь жалеть о прошлом. Простить себя – это прежде всего признать, что ты не идеальна, ведь идеальных людей попросту нет. Несчастья могут случиться с каждым.
Келли опустила глаза; я молча наблюдал, как она пытается смириться. Ей потребуется время – и, возможно, не один сеанс с психологом, – однако она пройдет этот путь, чтобы исцелиться и продолжить нормальную жизнь. Я не стал развивать тему: у Келли оставались проблемы понасущнее.
Я перевел беседу в спокойное русло: поделился впечатлениями от поездки в Хелен и даже вывел на экран телефона несколько фотографий, чтобы девушке проще было представить этот уютный городок. Я посоветовал ей при первой же возможности попробовать венский шницель в «Боденском озере». А еще впервые поведал ей о Натали – не все, но достаточно, чтобы понять, как много она для меня значит.
Закончив рассказ, я услышал в коридоре голоса; прозвучало имя «Карен Джонсон», затем послышались шаги – ближе и ближе. Я встал и отодвинул стул к стене. В глазах у Келли мелькнуло отчаяние.
– Я боюсь, – лихорадочно шепнула она. – Они еще больше меня возненавидят.
– Они всегда тебя любили, – успокоил я. – Даже не сомневайся.
– Не знаю, что им сказать…
– Слова придут сами. Только один совет: ничего не скрывай.
– Правда им не понравится, – возразила Келли.
– Может и нет, – согласился я. – Но так будет лучше.
Медсестра впустила в палату родственников Келли, и они вдруг замерли, словно не веря своим глазам. Первой вошла Луиза, за ней, как хвостики, – Тэмми и Хизер. Я почувствовал на себе их беглые взгляды, а затем они сосредоточились на беглянке, которая покинула родной дом больше года назад. Пока они пытались совладать с чувствами, я отметил, как сильно Келли похожа на маму. Тот же цвет глаз и волос, хрупкое телосложение, бледная кожа. Луиза, похоже, была чуть старше меня. Отцу – Кертису – я бы тоже дал не больше сорока, однако он оказался крупнее, чем я ожидал: высокий тучный мужчина с неровно подстриженной бородой. Под глазами у него залегли тени. Он вопросительно посмотрел на меня, словно гадая, полицейский я или юрист. Я покачал головой: ни то ни другое.
– Здравствуй, мамочка, – чуть слышно произнесла Келли.