Проектирование судовых турбинных установок СССР заказал ажно четырем американским фирмам. И все они с заданием справились. Так что представителям Советского Союза пришлось выбирать – какой из образцов принять для тиражирования. Так вот, по итогам конкурса был выбран проект, который, судя по техданным, являлся наиболее совершенным из представленных. Он имел наименьший вес, наибольшую экономичность и наивысшие удельные показатели. На бумаге. На деле же оказалось, что большая часть этих показателей так и не была достигнута, а сама конструкция оказалась сильно переусложнённой и жутко ломучей. Советская промышленность осваивала её производство ажно восемь лет, но надежность даже последних модернизированных образцов всё равно можно было назвать лишь приемлемой. А с начальными вообще был полный трэш и угар. В то время как два других образца из числа также принимавших участие в конкурсе, показали себя намного лучше. И американцы впоследствии вовсю клепали их для своего флота и не могли на них нахвалиться. Вот так американский флот получил отличные турбины за советские деньги, в то время как советский за свои же деньги заимел большую головную боль… Но Надежде Гавриловне удалось раскопать, что дело было не только в некой случайной ошибке. Выяснилось, что в процессе выбора победителя конкурса имела место быть и обыкновенная коррупция. Как стало известно уже гораздо позже, ажно в шестидесятых, один из прикомандированных к советской делегации сопровождающих из состава АМТОРГа оказался кровно заинтересован в том, чтобы в конкурсе победил проект одной определенной фирмы. И приложил к этому все усилия. Причем в этом желании его горячо поддержал ещё и бывший директор АМТОРГа Саул Яковлевич Борн, который, несмотря на то что к моменту заключения этого контракта уже почти год пребывал на должности торгпреда СССР в Великобритании, как раз к моменту подведения итогов примчался в США и деятельно поспособствовал заключению нужного контракта. Был ли в этом его личный финансовый интерес – точно установить не удалось, но подобное энергичное участие на мысли навевало…
– Теперь мы всех этих деятелей прижмем к ногтю. Всех на чистую воду выведем, – и Фрунзе энергично рубанул ладонью по воздуху.
– Это хорошо, – согласно кивнул Алекс и озабоченно добавил: – Но тут главное не увлекаться. Иначе будет только хуже.
Народный комиссар СССР по военным и морским делам нахмурился.
– В смысле?
– Понимаете, если увлечься и начать грести всех под одну гребенку, то можно не только зацепить невиновных, что уже можно расценивать как подрыв авторитета советской власти, что, скажу вам честно, очень ей аукнулось в шестидесятых и далее, но и реально затормозить реализацию очень многих проектов, которые могут оказаться жизненно важны для страны.
– Не волнуйтесь – невинные не пострадают, – усмехнулся Михаил Васильевич. – Органы разберутся.
– Так ведь не разобрались же, – вздохнул Алекс.
Фрунзе насторожился.
– В смысле?
– Дело в том, что одной из главных причин срыва кораблестроительной программы стало явление, которое ещё в моей изначальной реальности именовалось «сталинскими репрессиями». И не только кораблестроительной, к сожалению…
– А подробнее? – напряженно бросил Фрунзе.
И Алекс рассказал. Как разработчиков одного из главных символов победы – знаменитых «катюш», инженеров Лангемака и Клейменова, расстреляли в начале тридцать восьмого, вследствие чего к началу войны РККА имели только