Возвращение

От деревьев остались голые скелеты, с них пылающим дождем опадают скукожившиеся листья.

Хелена уже ковыляет вперед по дороге. Барри спешит за ней и впервые с момента взрыва обращает внимание на свои руки. Они такого же цвета, как лицо Хелены, и уже начали покрываться пузырями, обожженные раскаленной вспышкой термического излучения. Он трогает свое лицо и голову, в ладони остается пучок волос.

Господи.

Начинается паника.

Барри догоняет Хелену, которая, прихрамывая, бежит вдоль тротуара, покрытого дымящимися обломками.

Темно, словно поздним вечером, солнца не видно.

Боль все сильней и сильней.

Болят лицо, руки, глаза.

Возвращается слух.

Звук шагов.

Противоугонные сирены.

Кто-то вдали истерически рыдает.

Чудовищное молчание оглушенного города.

Они поворачивают за угол, и Барри приходит к выводу, что до пожарной части еще с полмили.

Хелена вдруг останавливается посреди улицы, сгибается, ее тошнит. Он хочет ободряюще похлопать ее по спине, но, едва коснувшись куртки, инстинктивно отдергивает руку – слишком больно.

– Я умираю, Барри. И ты тоже.

Она распрямляется, вытирает рот.

Ее волосы начинают выпадать, дыхание болезненное, прерывистое.

Как и у него.

– Думаю, мы еще успеем добраться, – говорит он.

– Придется, – соглашается она. – Почему они по Денверу-то ударили?

– Если они ударили всем боезапасом, этого хватило бы на каждый крупный город Америки, там тысячи боеголовок. Наверное, надеялись, что повезет и они накроют кресло.

– Может, им и повезло.

Они движутся дальше, приближаясь к эпицентру, если судить по все еще клубящейся на расстоянии туче огня и пепла. Минуют перевернутый школьный автобус – желтая краска обуглилась, стекла выбиты, изнутри раздается многоголосый плач. Барри притормаживает и шагает к автобусу.

– Ты можешь им помочь, только добравшись до дома, – останавливает его Хелена.

Барри понимает: она права, однако на то, чтобы не сделать попытки помочь хоть как-то, пусть даже единственным словом утешения, уходит вся его воля.

– Лучше б мы никогда до такого не дожили, – шепчет он.

Они минуют пылающее дерево, в ветвях на десятиметровой высоте – мотоциклист со своим мотоциклом. Навстречу им посреди улицы ковыляет женщина, нагая и безволосая, кожа с нее опадает подобно березовой коре, а огромные белые глаза словно вылезли из орбит, не в силах вместить окружающий ужас. Но нет, женщина просто ослепла.

– Не смотри, – рыдает Хелена. – Мы все изменим.

Барри ощущает во рту привкус крови, весь его мир сейчас – сплошная боль. Чувство такое, что кишки плавятся. Землю сотрясает еще один взрыв, на этот раз – значительно более отдаленный.

– Пришли, – выдыхает Хелена.

Пожарная часть прямо перед ними.

Они добрались до дома, а он едва заметил.

Потому что больно.

Но больше всего – потому что их улицу невозможно узнать.

Все деревянные дома обрушились, электрические провода валяются на земле, на обугленных деревьях не осталось и следа зелени.

По всей улице разбросаны машины, они лежат на крыше, на боку, некоторые горят.

С неба сыплется пепел, который уже сам по себе гарантирует им острое радиационное поражение, если они не выберутся к вечеру из этого ада.

Шевелятся только извивающиеся черные мешки, что валяются на земле.

На улице.

В дымящихся дворах того, что еще недавно было домами.

На Барри накатывает беспомощная тошнота, когда он осознает – это люди.

Пожарная часть еще стоит.

Все стекла выбиты, зияют черные глазницы окон, красный кирпич сделался угольного цвета.

Они взбираются по ступеням – лицо и руки у Барри болят нестерпимо – и входят через проем парадной двери. Сама дверь, треснувшая, валяется в коридоре. Но какой бы ни была боль, сильнее всего шок от того, в каком виде они застали дом, где прожили двадцать один год.

Просачивающийся через окна тусклый свет являет картину совершеннейшего разрушения. Большая часть мебели попросту разлетелась в щепки. На кухне пахнет газом, в дальнем углу здания из распахнутой двери их спальни сочится дым, и на обоях видны язычки пламени.

Они спешат через дом, в арочном проходе между столовой и гостиной Барри повело в сторону, он хватается за край арки, чтобы удержаться на ногах, и кричит от боли – на стене остается кровавый отпечаток ладони и клочья кожи.

Вход в лабораторию снова за сейфовой дверью, на этот раз спрятанной в примыкающей к бывшему кабинету кладовой. Дверь запитана от той же электросети, что и все здание, так что воспользоваться кнопочным набором кода не получится. Хелена включает фонарик на своем телефоне и в полутьме выставляет нужную комбинацию цифр на колесиках. Она протягивает руки к маховику, но Барри говорит:

– Давай я.

– Ничего, я могу.

– Тебе еще в капсуле умирать.

– Тоже верно.