Возвращение

Антонио попытался подбодрить друга, хотя и сам досадовал не меньше. Томительное ожидание всех их сводило с ума.

Пусть периоды затишья на фронте и тянутся бесконечно, рано или поздно им приходит конец, и действительно, в скором времени сражение разгорелось снова. В течение суток они оказались на передовой, где непрекращающиеся пулеметные очереди, грохот орудий и выкрики «Огонь!» быстро разогнали всю скуку.

Внезапно им приказали предпринять попытку занять соседний кряж. Пока они окапывались у подножия холма, несколько батальонов националистов перемахнули через его вершину и пошли на них в атаку. В ту секунду, когда защитники Мадрида уже почти могли разглядеть белки их глаз, был отдан приказ открыть огонь. Некоторые развернулись и понеслись к укрытию, другие падали как подкошенные. Пока перезаряжали ленты, пулеметы ненадолго замолчали, но националисты не прекращали сыпать залпами еще несколько минут. Нескольким десяткам республиканских солдат, включая Антонио, был отдан приказ занять высоту, чтобы оттуда вести огонь по националистам, но их отбросила назад тяжелая артиллерия. Солдата рядом с Антонио разорвало на куски. Его кровью забрызгало всех в радиусе нескольких метров; все вокруг застилал дым, и Антонио споткнулся о еще одно тело, распростертое у него на пути. Не зная, жив солдат или мертв, Антонио отнес его назад на позицию. В тот день от их отряда осталась только половина. Такое вот жуткое знакомство с реальностью войны. Антонио всю ночь преследовали видения изломанных тел.

Националисты, твердо намеренные выдавить противника с занимаемой территории, продолжили свое наступление на оставшиеся ключевые позиции республиканцев. Потери были огромными, в том числе и среди идеалистически настроенных членов интернациональных бригад; некоторые из них даже винтовки до этого в руках не держали. Их оружие часто оказывалось ненадежным, старым и допотопным, с заедающими предохранителями и негодными патронами. Тысячи из них уже никогда не научатся с ним обращаться – их убьют буквально за пару часов. Однажды днем Антонио насчитал десятки солдат, убитых во время атаки неподалеку от их позиции. Эти жертвы казались совершенно напрасными.

Ход битвы переломился, когда в нее вступили советские самолеты, мешавшие националистам прикрывать свои войска. Националистских бомбардировщиков потеснили в небе советские истребители.

В конце февраля сражение окончилось. Обе стороны понесли тяжелые потери, но националисты продвинулись всего на несколько километров. Каждый сантиметр отвоеванной пыльной земли стоил им множества жизней. С точки зрения математики эта битва оказалась совершенно бессмысленной, но с точки зрения морального духа она укрепила веру республиканцев в собственные силы. Ситуация сложилась патовая, но они считали, что победа осталась за ними.

Франсиско не видел в исходе сражения повода к торжеству.

– Мы потеряли тысячи людей, они тоже. Но они-то нас еще и оттеснили, – заметил он.

– Так ведь ненамного, – вздохнул Сальвадор.

– Мне это все просто кажется бессмысленной бойней, вот и все, – сердито бросил Франсиско.

Никто и не подумал с ним спорить. Его определение «бессмысленная бойня» точно описывало пережитое.

Друзья ненадолго вернулись в Мадрид. Там они все еще могли подстричься, побриться, разжиться чистой одеждой и даже поспать в удобной кровати. Несмотря на угрозу налетов, жизнь здесь текла своим чередом. Раз или два до них доходили слухи, что по соседству будет выступать легендарный лидер коммунистов – Долорес Ибаррури, и присоседились к уже начавшейся собираться толпе желающих ее послушать. Неутомимую, одетую во все черное Ибаррури, которую все знали под именем Ла Пассионария, Страстная или Цветок Страстоцвета, часто можно было повстречать на улицах Мадрида. Ей всегда удавалось воспламенить сердца тех, кто упал духом.

Когда Антонио впервые увидел ее словно выточенное из камня лицо, ему показалось, будто он глотнул свежего воздуха. Все они часто слышали ее голос по радио или из передвижных громкоговорителей, которые возили по передовой, но в ней настоящей было величие, которое одному только голосу выразить не под силу. Ощущение от присутствия этой женщины было необыкновенным, а ее безмерную мощь и обаяние личности ощущали все собравшиеся на площади.

Бессознательным жестом, таким естественным для любой испанки, она сцепила перед собой руки. Прежде всего Долорес обратилась к женщинам, напомнив им о жертвах, которые те обязаны принести.

– Лучше быть вдовой героя, чем женой труса! – наставляла она, и ее глубокий голос разносился над головами притихшей толпы.

Самой своей плотью и кровью эта женщина воодушевляла массы. Они все – все как один – должны стать сильными, под стать ей.

– Но пасаран! – выкрикнула она. – Они не пройдут!

– Но пасаран! – вторила ей толпа. – Но пасаран! Но пасаран!