– Все дело в том, что единства как не было, так и нет, нет цельного ядра, – тревожился Антонио. – Ну и на что нам остается надеяться?
– Но если у людей есть твердые убеждения, марксистские или коммунистические, с чего им от них отказываться? – возразил Франсиско. – А если откажутся, не бросят ли сражаться?
– Вокруг масса неравнодушных, – ответил Антонио. – Пусть они и не держатся крайних взглядов. И многие готовы взять в руки оружие. Но пока не будет согласия в верхах…
– …мы так ничего и не добьемся, – закончил Франсиско. – Мне начинает казаться, что ты прав.
Хотя отряды ополчения объединились сейчас в Народную армию, среди противников Франко продолжали множиться группы и фракции. Борьба против Франко как будто бы разгоралась все сильнее, но в рядах коммунистов, анархистов, марксистов и других, более мелких политических секций продолжались трения, подковерная грызня, раздоры. Антонио страшно хотелось, чтобы главы каждой из групп узрели наконец, что победить можно, только сплотившись, но с каждым днем фракций и разногласий становилось все больше.
Глава 26
Поездка Мерседес близилась к концу: автобус приближался к Мурсии. Девушка глядела в окно и вспоминала родителей. Сеньора и сеньор Дуарте за все шесть часов в автобусе и парой слов не перекинулись. Она подумала о том, что такая неприязнь между Кончей и Пабло была бы немыслима. Даже когда между ними возникали разногласия, их отношения всегда оставались теплыми.
Ана большую часть поездки проспала.
В Мурсии, как и во многих других местах, люди уже дошли до того, что были вынуждены просить на улицах милостыню, но выходило, что руки они тянули к таким же нуждающимся. Сойдя со ступеней старого расшатанного автобуса, который их сюда привез, девушки заметили старика, играющего на трубе. Рядом танцевала его собачка.
– Мерседес, смотри! – Ана в восторге дернула Мерседес за рукав. На какое-то мгновение это зрелище показалось им очаровательным – первое, что хоть немного скрасило их день. – Что за прелесть, но погляди только, какая она тощая…
В глазах собачонки читалась та же печаль, что и в глазах ее хозяина, и их дуэт, пленительный поначалу, казался теперь жалким, унизительным что для животного, что для его владельца. Пары монет, брошенных в лежащую перед ними шляпу, наверное, более чем хватало, чтобы сносить этот позор, вот только мало кто задерживался, чтобы посмотреть на их выступление.
– Все мысли только о том, что бы положить в желудок, – пожаловалась Ана. – Это единственная часть тела, которую я еще чувствую. – Ее спина и ноги затекли от долгого сидения. – Интересно, где тут можно поесть.
Магазины не пустовали, но Дуарте хотели растянуть средства на как можно более долгий срок. Несколькими неделями ранее сеньор Дуарте снял с их банковского счета все деньги, и теперь невозможно было сказать, сколько им придется рассчитывать только на них. Он не спешил развязывать мошну.
Хотя они вроде были не против делиться с Мерседес всем, что имели, девушка частенько мучилась угрызениями совести. Кроме своей компании и разговоров, – а Мерседес прекрасно сознавала, что больше Ане в этом смысле рассчитывать не на кого, – она мало что могла предложить взамен. Деньги у нее давным-давно закончились.
Ана с Мерседес решили пройтись, пока сеньор Дуарте искал, где им остановиться. Они прогуливались, а у Мерседес из головы не шел образ танцующей собачонки в гофрированном воротничке. И тут вдруг ее посетила мысль, простая и очевидная, хоть она и привела ее в крайнее смятение. Если у нее выйдет отыскать кого-нибудь, кто согласится ей аккомпанировать, она сможет станцевать, и тогда, если ей заплатят за выступление, она сумеет хоть как-то отблагодарить семью Дуарте, не будет для них обузой.
Сперва они зашли в одно из кафе на площади. Как и везде в городе в этот час, там царило ощущение запустения. Многие молодые люди уехали, чтобы вступить в ряды ополченцев, так что казалось, будто не стало вдруг целого слоя общества. Впрочем, мужчина средних лет, управляющий баром, производил впечатление довольно жизнерадостного малого. Вечером у него по-прежнему ожидался наплыв клиентов, и ему надо было подготовиться. С алкоголем перебоев пока не было, и народ пил вволю. Дела шли неплохо. Он улыбнулся вошедшим девушкам.
– Чем могу помочь? – поинтересовался он.
– Мы бы хотели вас кое о чем спросить, – бойко начала Ана. – Моя подруга хочет станцевать. Вы разрешите ей выступить здесь?
Бармен перестал натирать бокалы.
– Станцевать? Здесь, в кафе?
Он отреагировал так, словно его попросили о чем-то из ряда вон выходящем, хотя на этих деревянных половицах выступали величайшие из местных танцоров. На стене за стойкой даже висела подписанная фотография прославленной
В прежние времена танец был простым действом: естественным откликом на музыку, которому с радостью предавались все, от мала до велика. Теперь даже такое невинное занятие, как танец, таило в себе скрытые политические смыслы.