Возвращение

В его голосе слышалась усталость. Он впервые удосужился взглянуть на нее. Разглядел ее черты, выхваченные из темноты светом фонаря. Как же много женщин подходило к нему вот так, соблазнительных, доступных, распаленных его игрой, но когда он видел их при ярком освещении – сразу же понимал, что они годятся ему в матери. Иногда, правда, взбудораженный после выступления, он не отказывался провести в их объятиях с часок или около того. Роль объекта поклонения никогда не теряла определенной привлекательности.

Вот только эта девушка была совсем юной. Может, она и впрямь хотела станцевать. Это будет что-то новенькое.

– Придется тебе подождать, – грубовато бросил он. – Не хочу толпы.

Выступлений на тот день ему было достаточно, но уж очень заманчивой была мысль поглядеть, что же этой девчонке все-таки от него надо. Даже не имей она симпатичной мордашки, чтобы убедить его, ей хватило бы и одного лишь нахальства. Так и оставаясь в тени, он закурил еще одну сигарету. Текли минуты. Публика расходилась.

Мерседес, прячась от чужих глаз, проследила за гибкой фигурой брата: он спустился по узкой мощеной улочке вниз по склону и исчез из виду. Наверняка решил, что она уже дома. Задержался только хозяин «пещеры», которому не терпелось поскорее запереть двери на ночь.

– Можно мы зайдем еще на минутку? – спросил у него Хавьер.

– Ладно, – ответил тот, узнав Мерседес. – Если уж так хотите. Но через десять минут мне нужно будет уйти. Так что десять минут, не больше.

Мерседес снова включила свет. Хавьер сел в привычную позу, склонил голову, проверил строй, подкрутил два колка и только потом посмотрел на Мерседес. Теперь он был готов сыграть для этой сеньориты.

До того момента он толком ее и не разглядел, лишь обратил внимание на ее молодость, но сейчас, когда она замерла, готовая начать танцевать, он увидел, что девчушка не робкого десятка. От нее веяло надменностью зрелой женщины: она выражалась и в позе, и в подаче себя, и в ощущении драматизма.

– Ну и что мне сыграть? Алегриа? [46]Булериа?[47]

Наряд на ней был для танцев совсем неподходящий – простое летнее платье с широким подолом и туфли на плоской подошве, но это ее не остановило.

– Солеа[48].

Забавляла его эта девчушка. Он улыбнулся той уверенности в себе, с которой она себя при нем держала. Незнакомка излучала ее, не прикладывая к тому ни малейших усилий.

Сейчас все его внимание, словно луч прожектора, было направлено исключительно на нее. Она стала легко похлопывать в ладоши, подстраиваясь под пульсацию его музыки, и, как только почувствовала, что ритмы их идеально совпадают, начала двигаться. Девушка танцевала, сотрясая пол тяжелыми ритмичными ударами, поначалу совсем медленно, но затем подняла над головой руки и изогнула их, вывернув кисти так, что их тыльная часть едва не касалась запястий.

Потом она принялась перебирать ногами все быстрее и быстрее, пока звуки их ударов не слились в единый ровный гул. Шаги следовали один за другим со скоростью пулеметной очереди. Вообще-то, танцевала Мерседес довольно робко, выдерживая между собой и аккомпаниатором почтительное расстояние. А он внимательно наблюдал за ней, мастерски вторя своей игрой ее движениям, совсем как это всегда делал Эмилио.

Выступление длилось минут пять-шесть: она кружилась и громко притоптывала, неизменно возвращаясь на одно и то же место. Сквозь тонкий хлопок платья Хавьер мог без труда разглядеть очертания ее крепкого тела. Танцовщицы во время выступлений нередко расправляли складки на одежде, вписывая это движение в хореографию танца, но их платья часто были тяжелыми, и Мерседес поняла, что чувствует себя куда свободнее в своем почти невесомом наряде. С последним ударом девушка остановилась, с трудом переводя дыхание. Она так выложилась, что ее пошатывало.

– Муй бьен, – впервые улыбнулся он. – Очень хорошо. Очень, очень хорошо.

Пока Мерседес танцевала, она даже мельком на него не взглянула, а вот он глаз с нее не сводил. Ему показалось, что между первым и последним тактом она совершила некое перевоплощение.

Он и забыл, какое это удовольствие – аккомпанировать танцу. Уже несколько лет этим не занимался. Слишком редко встречалась танцовщица, с которой ему хотелось бы выступить. Достойных его почти не было.

Пришел черед цыгана выбирать музыку.

– Теперь булериа, – объявил он.

Этот танец давался Мерседес куда тяжелее, но она без труда подхватила заданный ритм. Стоило ему заиграть, девушка мгновенно восприняла биение и темп мелодии, и ее ноги ожили будто по собственной воле. На этот раз танец рождался только для него, а ведомой теперь стала она. Мерседес медленно проделывала полные обороты, тянула к нему свои бледные пальцы, но так его и не касалась.