Возвращение алтаря Святовита

Дед вкратце, с небольшими подробностями, без которых ни один разговор у сельчан не считается за повествование, поведал о знакомых, их родственниках, как ближних, так и дальних, затронув чуть не половину жителей Стодолища. И лишь в конце, мимоходом рассказал о муже сестры Ефросиньи. «Парень» в свои пятьдесят с хвостиком был приметным отнюдь не из-за руки, потерянной в лихой кавалерийской атаке под Ярославицами. Героев и инвалидов в те времена в смоленских землях было множество. Отличался он от остальных тем, что, не скрывая, носил награду, полученную от самого Келлера, и якобы имел бумажку, с разрешением на георгиевский крест от Будённого. А стало быть, мужичок тот был жизнью тёртый и разума не лишённый, раз озаботился документом. Тут же мы определились, как станем действовать. Понятно, во все подробности я никого из присутствующих не посвящал, а лишь уточнил те детали, которые касались только определённого дела. Мне было нужно подтверждение.

Пятого числа Янек отправился в Стодолище на санях, но не по дороге за три десятка вёрст, а напрямую, через Хохловку. Ехал открыто, никого не сторожась, имея за пазухой серьёзный «аусвайс», подписанный комендантом Хиславичей. К полудню он добрался до места, отыскал нужный дом, передал привет с гостинцами и стал ждать, когда появится однорукий. Ближе к вечеру того же дня состоялась их встреча. Хотя рекомендация Афанасия и была надёжной, однако поляку пришлось рассказать и про себя, и про Прилепово, и про хутор, на котором гостил с дочерью. Особенно наводила разговор Фрося, выпытывая мельчайшие подробности. Известное дело, Янек рассуждал, сообразуясь со своими понятиями, отчего разговор несколько раз доходил до конфликта. Но обошлось, пригодилось в беседе то, что видел сам, своими глазами, не лишним оказалось и услышанное от людей, хотя в последнее время Янек их сторонился по некоторым причинам; в частности, с интересом, слушали о разграбленном грузовике с тёплыми вещами и о поражении вермахта под Москвой. Словом, внимание к поляку было особенное. Да и гостинцы изрядно способствовали, несмотря на то, что завёрнуты некоторые были в советские газеты, о чём приезжий и не знал. Да и кто поначалу обратит внимание на обёртку, когда выглядывает запечатанное сургучом горлышко ещё довоенной? Это потом будет оценено по достоинству, когда Янека восприняли как своего. Через день поляк благополучно уехал, везя с собой не только плёнку с отснятыми видами зернохранилища, а ещё четыре мешка ржи, выменянные у немцев на сигареты. Вот вам и «орднунг унд арбайтен». Самая настоящая мафия заправляла на элеваторе. Янек своими глазами видел, как добротно одетые гражданские сновали промеж грузящихся машин, разговаривая и по-румынски, и по-немецки, и по-польски, умело вставляя русские слова, обращаясь к грузчикам. На неподвижно сидящих на невесть где взятых автомобильных диванах, составленных буквой «П» вокруг костра, будто вылепленных из воска, державших меж колен винтовки с примкнутыми штыками охранников никто и внимания не обращал. Словно и не было их там. И лишь когда очередной грузовик подъезжал к шлагбауму, к кабине водителя вальяжно подходил гефрайтер, забирая картонку-пропуск, чтобы исчезнуть в караульной будке, кто-нибудь из сидящих у огня лениво поворачивал голову, провожая покачивающийся бортами траккер с зерном. Да и то не всегда.