Возвращение алтаря Святовита

– А нас перебрасывают дальше на восток. Под Вязьму, – Шмидт достал из кармана маленькую жестянку с леденцами, открыл крышку и протянул Петеру, – угощайтесь. Представляете, вчера ночью местный мальчишка пытался поджечь комендатуру. Где-то достал бутылку с керосином, облил стену, и если бы не отсыревшие спички, то видит бог, спалил бы.

Бухх! Флигель госпиталя, где располагалась ординаторская, окутался дымом. Окна вылетели вместе с рамами, узкая створка полуторной двери повисла на одной петле, санитар с папками отлетел в снег, сбил с ног несущих шкаф, а те, выпустив груз из рук, завалили его на лежащие рядом ящики. Грохот дополнился звуками разбивающегося стекла, стонами и руганью. В попытке повалить Петера, защитив тем самым от возможных осколков, Шмидт неловко взмахнул рукой и задел краем жестянки с леденцами лоб Клаусовича, оставляя тоненькую кровавую бороздку. Одновременно с этим лошадь дёрнулась в сторону, потащив за собой сани, вследствие чего Петер и Шмидт упали прямо на них. Спустя минуту ординаторскую охватило огнём. Взрывом опрокинуло буржуйку, и первым, кто оказался внутри, пришлось выбегать обратно. Кроме снега и пожарного щита с песком ничего под руками не оказалось. Тем не менее основное бревенчатое здание удалось спасти. Останки Пауля и зашедшего с ним солдата с мешком вынесли во двор. Голову Петера перевязали, хотя было достаточно и пластыря, Шмидт несколько раз извинялся за свою неуклюжесть, а Дистергефт словно не замечал этого, изображая контузию, благодарил своего спасителя. Через некоторое время появился заместитель коменданта Майс. Немцы не на шутку всполошились, выставили посты, фактически окружив здание госпиталя, и стали осматривать местность вокруг. Нашли какие-то следы, ведущие к пустующему дому у реки, несколько окурков да бутылку из-под шнапса и больше ничего. В разговоре с лейтенантом медицинской службы Майс обмолвился: «Второй случай за сегодня», после чего посмотрев в нашу сторону, брезгливо отвернулся.

– Жук учёный, небось, представит всё таким образом, что получил боевое ранение, да ещё чёрную метку затребует, – продолжал разговор Майс.

– Значком «За ранение» некомбатантов не награждают, – возразил лейтенант медицинской службы.

– Да какой он гражданский, а, вы же здесь всего неделю. Остерегайтесь этого типа, связи у него о-го-го, в самом Берлине. Мой шеф уже обжёгся.

– Спасибо за предупреждение, только меня это уже не касается, – лейтенант усмехнулся, – к вечеру мы будем в Вязьме. Так что счастливо оставаться в этом гадюшнике.

Медик козырнул Майсу и отправился к стоящему грузовику, на который только что загрузили койки. Покрытый эпоксидной эмалью белого цвета шкаф, гордость местной больницы, так и остался лежать на снегу. До него, как и до меня с Дистергефтом, никому не было дела.

– В комендатуру! – громко крикнул мне Петер Клаусович.

Я хлестнул лошадку, караульный спешно отошёл в сторону, освобождая дорогу. У Ржецкого мы задержались минут на двадцать. Петер Клаусович известил власти, что собирается проводить раскопки западнее Прилепово, в связи с чем хотел бы привлечь на работы детей, снег расчищать. Евгений Владимирович тут же состряпал документ и отправился визировать бумагу к Долерману. К сожалению, комендант отказал. Выпускать кого-либо из гетто было категорически запрещено, а организовать прилеповских ребятишек можно было и без комендантского благословления. Там же Ржецкий рассказал, что с утра в доме, где поселились немцы, взорвалась граната. По случайности никто не пострадал, но теперь близко к окнам лучше не подходить – стреляют сразу. В подтверждение его слов мы услышали винтовочный выстрел и полный отчаянья женский крик. Лицо Ржецкого передёрнулось. Мы выглянули на улицу. Возле доски с объявлениями стоял немец с винтовкой в руках, выцеливая кого-то на другом конце улицы.

– Эрнст, – окрикнул солдата Ржецкий, – спички есть?

Немец обернулся на окрик, вновь перевёл взгляд обратно на улицу и щёлкнул флажком предохранителя, что-то буркнув в ответ. Больше нам в Хиславичах делать было нечего. Усевшись в сани, мы поехали. Полдороги Дистергефт молчал, а затем разговорился:

– Как вы узнали, что Пауль был нацистом?

– Я слушал ваш с ним разговор. Удивлены?

– Да. Хотя нет. Вчера я заметил надпись на электрическом приборе. Он рассчитан на очень странное напряжение, а ваши лампы? Я читал о Тесле и его опытах, но был уверен, что половина из написанного – миф. Видимо, ошибался. У вас нет проводки, а лампочки горят. Так что я не удивлён, что вы можете слушать то, что происходит в комнате двумя этажами выше.