– Смотри, – Иван вынул нож и начал чертить на столе. – Вот Исток. Молочная, Живая, Мёртвая река, – он прочертил три линии, расходящиеся в разные стороны под равным углом. – Золотой город, – ткнул ножом в сектор между Живой и Мёртвой рекой. – Мост, – прорезал чёрточку на Мёртвой реке напротив Золотого города. – Через Мёртвую реку переплыть нельзя, единственный переход – Калинов мост. За каким лешим гонцу было делать такого крюка, переться к ведьме, а потом ещё по Медвежьему лесу, когда можно было двинуть даже не по тракту, – он прочертил линию от Волхова на Молочной реке до Калинова моста на Мёртвой, – а напрямки – по правому берегу Мёртвой реки? – Иван провёл ножом от Истока до Золотого города. – Всего-то и надо было выйти не на северном берегу Истока, а на восточном.
Остей поскрёб бороду.
– Там места тухлые, – он ткнул пальцем между линиями Живой и Мёртвой реки. – Дымные мшары. Змеиные болота. Холодный погост. Волчье племя. Там бы ему пришлось пешком драть. А на нашей стороне он коня увёл – всё быстрее.
– Всё равно не понимаю, как он собирается мост пройти, – хмуро бросил Иван, хлебнув квас. – Хоть конный, хоть пеший.
– Вот возьмём его и спросим, – сказал Остей.
– Если успеем, – процедил Иван, глядя на свою схему. Версия Остея его не слишком успокоила. Ведь не мог же гонец заранее рассчитывать, что так удачно коня уведёт. И зачем ему надо было к ведьме? И как, как он всё-таки собирается пройти этот чёртов мост?!
В какой-то момент Иван, кажется, начал понимать. Это ему не понравилось. Если он прав, гонцу ни в коем случае нельзя дать добраться до моста. Если он пройдёт его, будет беда. Лучше убить его, чем позволить пройти.
Он едва не поддался панике, скрутившей живот, но тут же взял себя в руки.
– Собираемся! – хмуро приказал он, поднимаясь и бросая монеты на стол.
За четыре часа бешеной скачки от Кремня до Калинова моста царевич позволил сделать только одну короткую остановку – разрешил сходить бойцам до кустиков. Быстрее! Быстрее!! Быстрее!!! Только бы успеть, только бы успеть, твердил про себя Иван, сжимая зубы и вытирая слезящиеся от ветра глаза. Если он пройдёт мост, это война. И там уже неважно, вернётся или нет Бессмертный – на этой войне пленных брать не будут.
Никита понял, что без путевода старухи Ядвиги нипочём не прошёл бы Медвежий лес, уже на исходе первого часа. Лес был старый, глухой, ориентиров в нём не было никаких – ни рек, ни озёр, ни болот, только осиновые да буковые чащи, перемежаемые кедрами и редкими тёмными елями. Даже с картой и компасом он не прошёл бы по этому лесу, и только теперь Никита понял, зачем Бессмертный направил его к ведьме на Горелом озере.
Шар катился по мхам перед конём, изредка сворачивая то вправо, то влево, заранее огибая невидные Никите опасности и препятствия. Вопреки названию, он не встретил ни одного медведя, да и вообще не заметил ни одной живой души кроме крупного ворона, увязавшегося за ним едва ли не с Горелого озера.
Сначала Никита не обращал на него внимания, но чем дальше, тем больше начинал его нервировать этот ворон. Он лениво летел над верхушками деревьев, время от времени присаживаясь на ветку. Ночью Никита потерял ворона из вида и понадеялся, что тот отстал.
Он поспал под густыми лапами ели, натаскав листьев папоротника и мха и положив под голову рюкзак. Но только он выполз на рассвете из-под ели, как первым делом опять увидел в утреннем тумане ворона, сидевшего на ветке осины.
– Твою мать! – выругался Никита. Чем-то этот ворон ему действовал на нервы. Кажется, он следил за ним, но зачем и от кого, понять было решительно невозможно. Бессмертный ни о чём таком не предупреждал, и Никита подумал: намеренно или сам подобного не предвидел?
Он развернул скатерть-самобранку, позавтракал яйцами, сыром, тёплыми плюшками и топлёным молоком. Это был весь утренний набор скатерти. Работала она не по заказу, а по изначальному колдовству. Что в неё заложили при создании, то она и выдавала каждый раз в определённое время суток.
Стараясь не сильно отвлекаться на ворона, Никита покормил коня овсом из торбы, сунутой ему вчера старухой, – за что ей, конечно, отдельное спасибо, сам он об этом как-то не подумал. Убрал скатерть в рюкзак, завязал поплотнее берцы, сел в седло и тронул коня вслед за путеводом. Ворон тяжело снялся с ветки и вновь полетел над Никитой.
Кто-то его послал, думал Никита, кто-то очень хочет знать, где я и куда иду. Но кто? Друзья или враги? Помощники или соперники? В числе опасностей и препятствий, которые перечислял ему Бессмертный, ворон не значился. О воронах он не говорил, и, значит, наверное, не стоит его опасаться. Но непрерывная слежка действовала на нервы, и Никита постоянно вскидывал голову, надеясь, что ворону рано или поздно надоест за ним лететь.
В конце концов вскидывать голову надоело самому Никите, и он в какой-то момент попросту забыл о нём. Лес был глухой и тяжёлый, путевод катился медленно, коня постоянно приходилось переводить с рыси на шаг, и Никита углубился в свои мысли, думая о том, куда он попал и что ему предстоит.