Возвращение Бессмертного

В какой-то момент ему показалось, что ещё можно выжить. Срубив очередного ворона, он тут же поднял саблю, ожидая следующего, но его не было. Иван стоял, хрипло дыша, и видел, что на ногах остался только он, Остей, бешено отбивающийся саблей от обсевших воронов, и подскакивающий сзади Прохор. Тимофей, Радько, Игнат, Гаврила, Евсей уже лежали на земле, облепленные вороньими кучами. Двое или трое, успел заметить Иван, ещё держались, уткнув лицо в землю и прикрывая голову руками. Прочие лежали на спине, и вороны уже выклёвывали им глаза.

Иван успел ещё заметить гонца, озиравшего побоище безумным взглядом, и тут же ему пришлось вскинуть саблю, встречая новую стаю.

На этот раз его атаковали и сверху, и снизу. Пока Иван рубил воронов, метящих в голову, десяток обсел его ноги и замолотил по коленям. Иван, вскрикнув от боли, упал, придавив пару птиц, и почувствовал остервенелые удары по спине и затылку.

«Конец!» – подумал Иван. Он опёрся на саблю, пытаясь встать, но удар в затылок и резкая боль в коленях снова кинули его на землю. У него потемнело в глазах, и на секунду он захотел поддаться нахлынувшей темноте. Но тут же, скрипнув зубами, оттолкнулся руками от земли, поднялся, несмотря на дикую боль в коленях, и лишь через пару секунд осознал, что воронов на нём нет.

Он провёл рукой по голове, непонимающе огляделся. К нему подскакивал Прохор, истошно матерясь и куда-то тыча рукой. Иван посмотрел, куда указывал Прохор, и увидел светло-серого сокола, расшвыривающего воронью стаю.

– Финист! – с облегчающей радостью заорал Иван, ковыляя с пробитыми коленями на помощь Скаль-Грайскому. Финист убил воронов, обсевших царевича, и теперь расправлялся с остальными.

Воронов было больше, много больше, но сокол был быстрее, сильнее и проворнее, и за несколько секунд он перебил десятки чёрных разбойников, скинув их с Тимофея и почти освободив Радько. Иван и Прохор довершили избиение своими саблями.

Пара десятков воронов ушла обратно за гребень. Сокол сделал победоносный круг над местом схватки и слетел на землю, обернувшись Финистом. Царевич шагнул к нему, обнял, стиснув за плечи.

Он не стал его спрашивать, как тут оказался, ему было не до того. Вокруг валялись убитые лошади, стонали раненые и истерзанные бойцы, всё было усеяно трупами перебитых воронов, но Иван смотрел только на гонца, который уже бежал к мосту. Оттолкнув Финиста, он побежал, прихрамывая, за ним.

Финист с Прохором догнали его у самой эстакады, когда гонец добежал уже до середины моста.

– Уйдёт же! – отчаянно закричал Иван, вырываясь из рук. – Прошка, догони! Финист…

Он осёкся на полуслове. Из тоннеля раздался глухой клокочущий рёв, и Иван понял, что они опоздали. Замерев, он уставился на мост, пытаясь представить себе, что сейчас должно произойти – и не смог.

…Никита сорвался с места, как только вороны ушли обратно за Гребень. Он не замечал катящийся рядом путевод, не чувствовал колотящееся под рёбрами сердце. Он просто уходил от одной опасности к другой, понимая, что, будь его воля, он принял бы иное решение. Но сейчас его вела чужая воля.

Рёв из тоннеля застал его на середине моста. Он присел на корточки, рывком расстегнул рюкзак, вытащил старые сапоги, упакованные в целлофан. Сорвал целлофан и, выпрямившись, стал ждать, ощущая, что словно проваливается в пустоту внутри собственного живота.

Сначала из тоннеля показалась одна голова, потом вторая, третья… Огромные змеиные головы на мощных шеях, размером с фонарный столб, выдвинулись из мрака тоннеля. Затем показалось туловище – продолговатое, гладкое, с длинным мускулистым хвостом и сложенными по бокам кожистыми крыльями.

Змей Бессмертного! Никита не мог назвать этого Змея Горынычем. Это не Горыныч, Горыныч это что-то прикольно-безвредное, вроде соседа Петровича на лавочке у подъезда.

Этот трёхголовый мутант не казался ни прикольным, ни безвредным. «Чужой», приходило на ум Никите, «Чужой против Хищника». Такое же омерзение, такой же первобытный хтонический ужас. Это было чудовище, чуждое миру, даже этому миру сказки настолько, что совершенно непонятно, как оно тут оказалось и откуда взялось.

Змей шёл по мосту, гремя цепями, сковывавшими его короткие мощные лапы и тянувшимися за ним из тоннеля. Своими тремя головами на длинных и гибких шеях он управлял на редкость слаженно. Правую шею он согнул и наклонил, всматриваясь в Никиту, средней следил за стоящими на другом конце моста, левую поднял ещё выше и осматривал последствия схватки с воронами.

Никита подождал, пока Змей подойдёт на десять метров, и кинул ему под лапы сапоги, один за другим. «Ни в коем случае не швыряй верхом! – наставлял его Бессмертный. – Он воспримет это как угрозу и спалит тебя раньше, чем сапоги упадут на землю!»

Змей мгновенно опустил левую морду к поверхности моста и принюхался к подкатившимся сапогам. Правой мордой он продолжал пристально следить за Никитой, втягивая ноздрями воздух и то сужая, то расширяя зелёные зрачки. В густых сумерках зелёные глаза Змея сверкали ярко, как неоновые вывески ночных магазинов.