Волк напоролся на неё раскрытой глоткой. Сила его броска была такова, что он опять повалил царевича, прижав к земле ещё дёргавшимся телом и обливая горячей липкой кровью. Иван с трудом столкнул с себя тушу, выдернул саблю и, тяжело дыша, поднялся, озираясь.
В дымной пелене, волнами ходящей перед глазами, было почти ничего не разобрать. Мелькали сабли, орали семи градцы, всхрапывали и пятились перепуганные кони. Волки Золотого Города атаковали молча с разных сторон, и сколько их было, понять в таком дыму не было никакой возможности.
Иван рывками поворачивался вокруг себя, пытаясь понять, куда бежать и кому помочь. Ближайший к нему всадник поднял саблю и тут же слетел с коня с оторванной рукой. Рука валялась в стороне, ещё сжимая саблю, а прыгнувший волк уже повернулся и одним неуловимым движением клыков порвал беспомощному воину горло.
Царевич не успел даже дёрнуться. Тут же на этого волка камнем упал сокол и, обернувшись Финистом, всадил в затылок длинный острый кинжал. Волк рухнул на подогнувшиеся лапы. Он умер молча, как и напал.
Если бы не Лонгир Финиста, неизвестно, чем бы закончилась эта их схватка. Финист опять выручил их, как тогда, на Калиновом мосту. Вот только жертв сейчас было гораздо больше. Иван с Финистом метались в дыму, спотыкаясь о разорванные туши лошадей и тела семиградцев, бросались к наиболее яростно копошащимся клубкам. Заметив в куче тел волка, Финист рывком вскидывал руки, обездвиживая его, а Иван всаживал саблю в горло.
Пару волков перепуганные и разъярённые семиградцы, навалившись толпой, зарубили сами. Потом они нашли туши, исполосованные в лохмотья десятками клинков.
Вся схватка длилась не больше пяти минут, но Ивану казалось, что прошло несколько часов, когда он остановился, задыхаясь и обливаясь потом, и понял, что бой кончился. Финист стоял рядом с ним и тоже тяжело дышал, осматривая побоище.
Разорванный в клочки дым медленно колыхался, то тут то там приоткрывая разрозненные группы уцелевших семиградцев, сходивших с коней и бросавшихся к раненым и погибшим. Раненых оказалось мало – волки нападали практически без шансов. Пару всадников с оторванными ногами, одного со вспоротым животом и ещё троих с глубокими ранами на туловище принесли и положили у ног царевича с Финистом.
Финист остановил кровотечения и, как мог, зашил рваные раны. Но полноценное лечение было не его профилем, и царевич приказал немедленно отправить раненых в Речные Холмы, а оттуда, кто доживёт, в Волхов, где царица поставит всех на ноги. Если сама встанет, сумрачно подумал Иван, но не разрешил себе углубляться.
Они пересчитали потери. Тридцать четыре погибших. Считая с ранеными, ровно сорок. И пятьдесят две лошади. Многие из которых были ещё живы, но окровавленные и покалеченные уже ни на что не годились, и семиградцы приканчивали их просто из милости.
Самым тяжёлым ударом, однако, стала потеря собак. Перебитых гончих нашли вместе с доезжачим, так и не выпустившим из рук подводки. Доезжачего унесли к общей группе погибших, рядом с которой уже копали братскую могилу, а Иван с Финистом и, к счастью, выжившим Радьком остался около разорванных собак.
– С-сука! – процедил он. – Ведь знала, кого послать, сразу сообразила.
– Они тоже шли по следу мальчишек, – устало произнёс Финист, не столько объясняя царевичу (тот и сам всё знал), сколько пытаясь выговориться. – И наткнулись на нас. Это первая группа, Иван, они ещё не нашли мальчиков.
– Так и мы теперь не найдём! – взорвался царевич. – Куда я теперь поведу людей без гончих?! Где их тут искать?!
– Пойдём по прежнему курсу, – предложил Радько. – След свежий, они не могли далеко уйти.
– В таком дыму курс не выдержать, – буркнул царевич. – Всё равно собьёмся.
Они помолчали. Все знали, и царевич первый, что они всё равно продолжат поиски, что пойдут вперёд хотя бы наугад, но без гончих шансы найти мальчишек опять критически снизились. А случись ещё одно нападение волков, возможно, им его уже и не пережить.
– Сколько их всего было? – нехотя спросил Иван.
– Семь, – ответил Радько, сразу поняв, о чём речь.
Семь. Семеро волков Золотого Города уничтожили и вывели из строя почти половину его отряда. И если бы среди них был Рогдай, было бы не так тяжело, счёт был бы почти равным. Но Иван с Финистом знали Рогдая, среди перебитых волков его не было.
Следующий день пробирались по мшарам, перекрикиваясь, медленно и почти на ощупь. Финист периодически поднимался над дымной пеленой и, по мере возможности, сверялся с прежним курсом. Судя по всему, они если и отклонились от прежнего курса, то ненамного, но на практике это мало что давало. Колобок мог свернуть и увести мальчишек в любую сторону, а без гончих отследить эти повороты они уже не могли.
К вечеру, когда царевич уже собирался отдать приказ о привале, с левого конца растянутой цепи всадников прискакал крайний дозорный. По взволнованному лицу Иван сразу понял: тот что-то обнаружил.
– Что? – без предисловий спросил он.
– Огонь, – сообщил дозорный, махнув рукой в сторону. – Костёр. Там, саженях в трёхстах.