Четыре синих луча пересекали Исток и сковывали Кощея, обволакивая его, как паутина. Они поднимали его надо льдом, а он медленно вращался в лучевой сети, вращался, несмотря ни на что, расшатывая их хватку, намереваясь выскользнуть и уйти опять. Без Лонгира, на одном рассеянном, одной силой мысли. Она не понимала как, но он это делал.
Нужно было спешить. Все силы Марьи уходили на то, чтобы удерживать брата надо льдом, не давая ему вырваться из сети, а ведь ей ещё нужно было поставить Запрет, и она боялась, что уже не справится. Физически не справится.
И тогда он заговорил.
– Я знаю, что это ты, Марья! – он умудрялся говорить, притом что все его мысли и силы сейчас должны были быть заняты разрывом сети. – Я знаю, что ты задумала и кто стоит за тобой. Нет смысла прятаться. Мороз, Велизарий – я знаю, что вы здесь.
У Марьи начинали дрожать руки. Лучевая сетка, державшая брата, колебалась под его напором, и отдача трясла руки. Ещё немного, и он вырвется. Вырвется же, думала Марья, сцепив зубы и усилием воли подавляя дрожь. Но теперь по лучам уходила не только её энергия, но и сила.
– Хорошая работа, Марья! – донёсся до неё голос брата. – Но тебе это не поможет. Я же вернусь, ты знаешь это!
– Нет, не вернёшься! – закричала она, вскидывая левую руку.
Вот оно, Заклятие Запрета! Ещё один луч пронёсся над озером и впечатался в грудь Кощея, прожигая чёрную ткань одежды и оставляя кровавое огненное клеймо.
Он закричал от боли. Лёд под ним раскололся – это ударил Мороз. Как договаривались, как отрабатывали накануне, они рывком, все четверо, синхронно, опустили руки и протолкнули его вниз – в полынью, в Исток, в выход в другой мир.
«Нет! – бормотала Марья в забытьи, перекатывая голову по подушке и переживая этот момент снова и снова. – Нет! Не так всё должно было быть. Не так!»
Но никак нельзя было по-другому. Он был бессмертным, они уже знали это. Его уже пробовали убить – безрезультатно. Из её темницы он ушёл, и ушёл бы из любой другой. Что ещё им оставалось делать?!
Велизарий предложил изгнать его в другой мир – в мир без волшебства, без магии, без Лонгира. Где он, даже если и останется бессмертным, не сможет колдовать, не сможет стать таким же могущественным и опасным, как здесь. Велизарий разработал заклятие изгнания, она придумала Заклятие Запрета. Она работала над ним сама, зная, что стоит на кону, очень тщательно прорабатывала механику и физику. Всё по науке, всё, как учил брат.
Самым сложным оказалось даже не придумать и разработать заклятие, и даже не устроить ловушку и заманить его. Самым сложным оказалось вжиться в образ Метелицы.
«Зачем?! – стонала Марья в бреду. – Зачем я пошла на это? Как могла выдумать эту подлость?!»
Образ мёртвой подруги брата, его первой, а может, и единственной любви, она использовала для его падения и изгнания. Всё что угодно он мог бы простить ей, но только не это. Она сама себя не могла простить.
Теперь она понимала, что имел в виду брат. Она не могла себе представить, что когда-нибудь сделает подобную подлость. И она её сделала.
Это была словно бы не она, думала Марья, не она сама. Какое-то мгновенное помрачение ума, временная потеря совести и нравственных ориентиров. Как будто бы откуда-то извне пришла к ней эта мысль. Не её мысль. Чужая.
Она ненавидела себя за эту жалкую попытку самооправдания, но когда появился вестник от брата, когда она услышала про Книгу и поняла, что он был прав, вот тогда она осознала весь ужас случившегося. Страшно было не то, что написано про них в этой Книге и что все теперь могут узнать. Не это было самым страшным. Самым страшным было то, что его преступления оказались не его. Они изгнали его ни за что.
Если он прав, если им действительно руководил неведомый Автор, то в убийстве Метелицы он невиновен. Как и пытался он объяснить, а они ему не поверили. Как они могли совершить такую ошибку? Как она могла совершить такую ошибку?!
«Я не знала! – в отчаянии повторяла Марья несколько недель, борясь с подступающим безумием. – Я же не знала! Господи, как же я ошибалась!»
Как спасительный луч света, удерживающий её на краю падения в бездну, выплыл из тёмных глубин подсознания образ брата.
«Ты ни в чём не виновата! – произнёс он. – Пойми уже наконец – ты такой же персонаж, как и я. Тобой тоже манипулировал Автор. Это не ты придумала, как заманить меня в ловушку; это он придумал. Он привёл тебя к этой мысли. Успокойся уже и пойми, что я тебе пытаюсь сказать столько лет».
И Марья успокоилась. Словно вспышка света в мозгу, пришло понимание. Она поняла, что хотел сказать брат, зачем прислал мальчика с Книгой и на что намекал своими часами.
И тогда она пришла в сознание.
Марья сидела в кровати, подтянув повыше подушки, и маленькими глотками отпивала горячий куриный бульон. Обессиленный, истощённый, взъерошенный Баюн, не спавший всё то время, что выхаживал и вытаскивал её из бреда, заснул в ногах. Тоже похудевшая, но с сияющими глазами Наташа стояла рядом с подносом и полотенцем.