Ей предстоит читать речь с балкона перед многолюдной толпой и сотнями телекамер. Тадеуш, то и дело посматривая на часы, ждёт её в коридоре, радостно кивает, кланяется и опускается на колени. Астори торопит его: без поцелуя руки, потом, времени нет. Разговор на ходу, только цокают каблуки по плитам:
— Волнуетесь?
— Немного. А вы?..
— Я тоже… за вас. Но всё должно пройти хорошо. Мы подготовились.
— Я надеюсь на это.
Двери на балкон, охранники, камердинеры; Астори останавливается. Сглатывает. Тадеуш замечает, как она нервничает. Шепчет:
— Вы справитесь. Я уверен в этом. Просто говорите, и… всё получится. Обязательно.
Астори едва находит в себе силы кивнуть. У неё холодеет спина, и корона больно сдавливает виски. Ей страшно. Очень.
Она выжидает минуту. Две. Никто не шевелится. Наконец Тадеуш слегка наклоняется к плечу, всё ещё выдерживая приличествующую дистанцию, выдыхает:
— Вы готовы?
Астори хочется ответить «нет». Она перебарывает себя, прижимает к груди папку.
— Да. Открывайте дверь.
Словно посторонняя сила выбрасывает её в чужеродное пространство такого знакомого балкона. День дышит промозглым сентябрьским туманом. Наверху — небо в тучах. Внизу — площадь, запруженная народом. За спиной трубят герольды, и усиленное микрофонами эхо на долю секунды перекрывает гул толпы. Астори кладёт папку на подставку, откидывает голову и расправляет плечи. Пальцы до боли вцепились в бесчувственное дерево: она держится, просто чтобы не упасть. Мгновение — вдох. И она говорит.
Слова перекатываются в ушах, она почти не слышит себя, но отточено и внятно произносит свою речь — от начала до конца. Заканчивает. Отходит — спина прямая, взгляд прямой, губы сжаты в прямую линию — и ждёт, пока дозвучит гимн и можно будет уйти. Она смотрит вниз и не видит лиц, не разбирает слов гимна и думает лишь об одном: это уже — победа?
Или опять — всего лишь новый раунд?
По выражению глаз Тадеуша, встречающего её внутри, она понимает: победа. Облегчённо и почти бездумно отдаёт ему папку. Она так устала, о Мастер… так устала…
Ей хочется пригласить его на чашку чая. В самом деле, если бы не он и не его деятельная неизменная поддержка, ничего бы не получилось. Астори понимает это и чувствует прилив горячей благодарности. Он сделал для неё так много… для неё — почти незнакомой ему матери-одиночки, оставшейся без поддержки в чужой стране. Зачем?
Она перехватывает взгляд Тадеуша, улыбается — в ответ искрятся зелёные глаза, и в их уголках быстро расползается паутинка.
В кабинете их ждёт сюрприз. Уолриш с племянниками. Губы всех троих кривит усмешка, и Астори сердцем чувствует недоброе.
Пришли омрачить ей праздник. Как же иначе.
Астори спиной чувствует присутствие Тадеуша, и становится как-то спокойнее. Не выдать себя. Не выдать. Ни один мускул на лице не вздрагивает, когда Уолриш подходит ближе, только потеют ладони в перчатках. Её выворачивает от одного его вида. Тошнит от его походки, голоса, движений… Она ненавидит его. Всей душой.
Она никогда не забудет того, что он сказал о ней и её детях. Никогда.
Астори пообещала ему тогда, что он пожалеет, и сейчас ей жутко интересно — жалеет ли он? Чувствует ли, что он проиграл, а она — выиграла?
Ей хочется, чтобы он жалел. Ей нужна полная победа — над ним. Она достаточно от него натерпелась.
— Ваша светлость? — говорит она, вслушиваясь в свой голос. Не дрожит. Уже хорошо. — Пришли меня поздравить?
Уолриш приближается. За ним как тени — племянник с племянницей.
— Торжествуй, пока можешь, девочка. Тебе осталось недолго.
Правая бровь слегка изгибается.
— Неужели?
Астори в более выгодном положении, чем Уолриш, и она это осознаёт, а он — нет. Слишком ослеплён яростью, которую напрасно пытается скрыть. Астори видит её — и это придаёт ей уверенность в себе.
Как и плотно сидящая на голове корона.
Как и Тадеуш, стоящий сзади, но не произносящий ни слова.
Уолриш словно не замечает премьер-министра: шагает вперёд, задыхаясь, выпаливает:
— Ты!.. Не думай, будто у тебя всё получилось — нет! Я… Я перекрою тебе кислород. Я выброшу тебя из Серебряного Дворца, ты и моргнуть не посмеешь… Да кто ты вообще такая? У тебя нет никаких прав на престол!
Теперь изгибается и левая бровь. Астори покачивает головой.
— Возможно. Но я всё же королева, а вы — мой подданный. И потому — я не слышу в вашем голосе должного почтения. Вы позволили себе оскорбить меня. На колени, лорд Уолриш.
Он думает, что ослышался. Чтобы не оставалось сомнений, Астори указывает глазами — вниз.
— На колени. Вы, кажется, забыли, с кем говорите. Перед вами — Её Величество королева Эглерта, и я никому не позволю разговаривать со мной в таком тоне. Вам ясно?
Она скользит взглядом по племяннику с племянницей.
— Это касается всех. — Астори смотрит в глаза Уолришу и наслаждается беснующимися в них яростью пополам с бессилием. — На колени.
И припечатывает:
— Сейчас же.
У них уходит меньше минуты на то, чтобы осознать и принять: не подчиниться — невозможно. Они словно впервые замечают премьер-министра. Он всё видел и слышал. Не стоит добавлять новых сплетен.