«Возвращение чудотворной» и другие рассказы

В первый миг Анна решила, что ослышалась. К чему это матери Феофании вдруг вздумалось напомнить ей ветхозаветную заповедь: «почитай отца твоего и мать твою, чтобы тебе было хорошо и чтобы продлились дни твои на земле…» (Исх. 20, 12)? Ведь отца она не знала отродясь. И никогда не любопытствовала, кто из гостей и собутыльников матери приходился ей отцом. А мать… Она давно уже не считала матерью женщину, которая в свое время произвела ее на свет. Ведь та была неверующей и некрещеной. Мало того – в книжке с подробным перечислением грехов, по которой Анна готовилась к исповеди, не было ни одного пункта, который нельзя было бы применить к ее матери. Так неужели после этого Анна обязана соблюдать по отношению к ней пятую заповедь?..

* * *

Анна добиралась до родного города около суток. В битком набитом плацкартном вагоне бренчала гитара, хныкал ребенок, а пассажиры, забыв о том, что на дворе – Великий Пост, уплетали скоромное и обильно запивали его пивом, перемежая возлияния громкой болтовней. Анну мутило и от этих пошлых разговоров, и от тошнотворного запаха пива и жареного мяса, и от вида ухмыляющихся, чавкающих, рыгающих, плоско острящих попутчиков. Она чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег и задыхающейся без живительной воды. Или, скорее, нелюбимой овцой, посланной за это на растерзание в волчью стаю. Анна вынула было из сумки канонник и попыталась вычитать иноческое правило, однако при таком шуме сосредоточиться на словах молитв было невозможно. Тогда она завернулась с головой в одеяло и попробовала заснуть. Однако прошло немало времени, прежде чем она наконец-то забылась сном. И, как поется в песне, мало ей спалось, да много виделось.

Анне приснилась какая-то женщина в белой сорочке, лежащая на металлической кровати, похожей на больничную койку. Черты ее светлого, буквально сияющего лица, были неразличимы. Зато другая женская фигура, стоявшая поблизости, была словно одета мраком. Она стояла на самом краю узкой пропасти, из которой вырывались языки пламени. Как ни странно, женщины, разделенные огненной пропастью, беседовали между собой, однако о чем именно – Анне не удалось расслышать. Но ей почему-то подумалось, что это умирающая мать умоляет дочь-грешницу покаяться и жить по Божиим заповедям. Возможно, потому, что недавно она слышала старинный духовный стих о том, как «умирала мать родная», и перед кончиной уговаривала дочь посвятить себя Господу. Да, девушке, имевшей такую мать, стоило только позавидовать… А вот у нее все наоборот. Она – инокиня, живущая во благочестии и чистоте в стенах святой обители. А ее мать как жила, так и умрет безбожницей и нераскаянной грешницей.

И тут Анну вдруг осенило – а что, если этот сон является знаком свыше? Ведь бывали же случаи, когда Господь в сонных видениях открывал Свою волю праведным людям… Но что же он означает? Уж не то ли, что она должна обратить к вере свою умирающую мать? Да, несомненно, это так. Иначе не объяснить, почему Милке удалось разыскать Анну, а игумения Феофания благословила ее поехать к матери, и вдобавок, снабдила деньгами. Все это не может быть лишь случайным стечением обстоятельств. И вот теперь она приедет домой и убедит мать креститься. Какая же небесная награда ждет ее за это! Ведь в Священном Писании сказано, что «…обративший грешника от ложного пути его спасет душу от смерти и покроет множество грехов» (Иак. 5, 20). Мало того – когда игумения Феофания узнает о том, что Анне удалось обратить в Православие свою мать, всю жизнь косневшую во грехах, она наконец-то поймет, что была к ней несправедлива. И непременно пострижет ее в мантию. А вдобавок переведет из трапезниц в благочинные.

Дальнейшие события подтвердили, что Анна не ошиблась. Ибо, едва она разгадала, что означает ее сон, как враг людского рода принялся строить ей козни. Сперва Анне пришлось разыскивать дом, где жили мать и сестра. Потому что за время ее пребывания в монастыре старые панельные «хрущевки» в этом районе успели заменить на высотные новостройки. Правда, вскоре выяснилось, что нужный ей дом все-таки уцелел… Потом Анна долго стояла на лестничной площадке, пропахшей сыростью и мочой, то барабаня в знакомую обшарпанную дверь, то изо всех сил нажимая на кнопку звонка. Однако из квартиры доносились лишь громкая музыка и неистовый хохот, словно тамошние обитатели потешались над попытками Анны проникнуть внутрь. И тогда она поняла, что опоздала. Наверняка, пока письмо шло до монастыря, ее мать уже умерла. А встречаться с вечно пьяной Милкой ей совершенно не хотелось. Анна уже начала было спускаться вниз, как вдруг дверь распахнулась. На пороге, держась за притолоку, стояла лохматая старуха в спадавшей с ее костлявых плеч грязной ситцевой сорочке. Некоторое время она вглядывалась в Анну…и вдруг углы ее рта задрожали, и она протянула к ней дрожащие руки. Кажется, она что-то говорила, но ее голос тонул в раздававшемся за ее спиной оглушительном хохоте…

Лишь тогда Анна поняла, что перед ней – мать.

* * *