Возвращение чувств. Машина

Мария надулась, Катарина рассмеялась. Впрочем, поворчав, Мария признала, что он прав – лопату выбрасывать не стоит, она может ещё пригодиться.

Порассуждав ещё о деталях, решили, что почерк попробуют подделать Мария, или Катарина, так как у Пьера не было достаточной практики в письме. Обсудив наиболее правдоподобное содержание письма, надумали лечь спать. За прошедшие сутки дел наворотили достаточно, поэтому устали и проголодались – как хорошо, что запас копчёного мяса, сала или колбасы всегда теперь был под рукой, поскольку его регулярно возобновляли: так, на всякий случай…

Спали хорошо.

Проснулись часов в двенадцать – солнце как раз стояло в зените.

Катарина какое-то время лежала молча, обдумывая как быть дальше. Затем, кое-что вспомнив, занялась рукой. Сняв повязку, она внимательно посмотрела на раны. Представила, как они затягиваются: от глубины – к поверхности кожи… Действовала по проверенной с ожогом методике: представляла, что разрезы словно выворачиваются наружу, вынося из тела всю заразу и оставляя после ран монолитные мускулы…

Магическое заклинание не подвело. Было страшновато, но в то же время так замечательно смотреть, как прямо на глазах выплывают страшновато выглядящие сгустки черно-желтого цвета (их она поспешила завернуть в кусок тряпки – мало ли!) и растерзанная плоть затягивается и срастается… И вскоре даже шрамов почти не осталось: только светлые полоски новой кожи!

Впрочем, нет. Это было уже слишком. В смысле, слишком подозрительно.

Сосредоточившись, она вызвала на месте полосок красноватые выпуклые рубцы, словно от зажившего ранения. Повертев ладонью так и эдак, она решила, что всё выглядит достаточно правдоподобно, чтобы объяснить чудодейственным бальзамом, и дня через два-три можно будет показать руку всем – мол, какие молодцы братья! А сейчас рука ей очень нужна как раз в рабочем состоянии: ведь подделывать чужой, да ещё мужской почерк – не шутка.

Руку она, разумеется, вновь забинтовала.

Но так как как раз перевязанная рука могла вызвать ненужные толки, да и запоминалась легко, она растолкала Марию, и той пришлось принести завтрак к ним в комнату.

Что, собственно, было вполне нормально для изнеженной дворянки. Но хорошо, что никто из посторонних не смотрел, как завтракает эта дворянка: ела она с волчьим аппетитом: наверное, организм требовал материала для восстановления – сил, руки. И вообще, всего! Да и продукты были и свежие и вкусные, особенно сливки – о, сливки!..

Позже, когда пришла прислуга в виде рябой дочери хозяина, чтобы убрать посуду, Катарина, сев на свою руку с повязкой, сердито-повелительным тоном спросила на отвратительном немецком, почему это не заходит пожелать ей доброго утра мессер виконт? Ей ответили, что ещё ночью виконт отбыл в неизвестном направлении.

– Даже не попрощавшись?! Швайн! И это называется – галантный кавалер! – от души возмутилась Катарина, – Ну пусть ещё когда-нибудь попробует показаться мне на глаза! Он узнает, как я страшна в гневе!..

Она пофыркала и понадувала губки ещё пару минут, про себя думая, не переигрывает ли, затем потребовала перо, чернила и бумагу.

Когда всё было доставлено, они с Марией попробовали свои силы в уголовно наказуемом деянии по изготовлению поддельных писем.

Выяснилось, спустя пару часов препирательств и разных «нет, а давайте теперь так!..», что у Катарины всё равно получается лучше, несмотря, а, может, как раз благодаря повязке. Именно такой торопливо-небрежный почерк им и был нужен. Поэтому после обеда, ещё трёх часов тренировки, и кучи испорченных листков, она смогла, наконец, воспроизвести почерк и стиль достаточно хорошо:

«Монсиньор!

Сожалею, что пока ничем не могу Вас порадовать.

Как поиски, так и ожидание не принесли никакого результата. Возможно, Ваш информатор что-то неверно передал, или сам был введён в заблуждение. Однако не желая быть обвинённым в недостатке рвения или терпения, и стремясь оправдать Ваше высокое доверие, я намерен провести здесь ещё не менее двух недель, после чего, если не получу новых указаний, перенесу свои усилия южнее. Так мне в настоящее время подсказывает чутьё, столь высоко ценимое Вашей милостью.

Как всегда, молю о Вашем благословении, и остаюсь Вашим       преданнейшим слугой.»

Ей казалось, что она достаточно верно уловила немного ироничную манеру талантливого, в меру (ну, то есть, в соответствии с оплатой!) преданного, но с определённой долей гордости и независимости, авантюриста-наёмника, по отношению к своему вышестоящему, обладающему деньгами и властью, но гораздо менее храброму работодателю-покровителю, каким, несомненно и являлся епископ Нарбоннский.

Несмотря на некоторый риск, им казалось, что это в любом случае лучший вариант, чем полное отсутствие как ответа на высочайший приказ, так и самого агента. Если не выходить на связь с «шефом» слишком долго, то розыск пропавшего неизбежен. Тогда всплывут и они…

Ладно, они честно постарались отправить «виконта» на юг. Ход за противником.