О встрече с виконтом-графом и его наёмниками она не упомянула вообще, чем вызвала ещё серию переглядываний между Пьером и Марией, зато вполне правдоподобно восторгалась романтической и живописной обстановкой в Австрии вообще, и своеобразии окрестностей замка Кирхштайн в частности.
Пьер и Мария, конечно, были предупреждены заранее о том, какую легенду собирается их хозяйка преподнести мессеру барону (невинная оклеветанная слабая женщина), и, разумеется, помалкивали – пытались получше запомнить, что же с ними происходило по дороге «на самом деле".
Поскольку Катарина старалась рассказывать с деталями и интересными подробностями (иногда – смело – чтобы не сказать, нагло – выдуманными!), чтобы и барону было поинтересней, и друзьям нашлось что усвоить, и не брякнуть потом ненароком чего-нибудь лишнего, вниманием аудитории она владела безраздельно. Впрочем, если позже к её легенде они додумают что-нибудь своё, ничего страшного не случится: чем больше версий, тем лучше – труднее докопаться до правды, если кто-нибудь захочет это сделать…
Барон, о неподдельном интересе которого – особенно в первой части рассказа – говорили горящие глаза и раздувающиеся иногда ноздри, вздохнув, сказал, что более захватывающей и печальной истории он в жизни не слышал. Затем, вздохнув ещё раз, сокрушённо добавил, что в сравнении с этим его собственные злоключения выглядят лишь комариными укусами. После естественно заданных вопросов, он поведал и свою историю.
Хотя в общих чертах о произошедшем они уже знали, Катарина старалась подыграть барону, и действительно слушала с большим интересом – они узнали много странных и интересных подробностей о перепетиях жизни клана фонХорстманов.
Дитрих фонРозенберг, сосед и давний друг семьи фонХорстманов, более шестидесяти лет претендовал на половину ленных владений Карла. Это было связано с брачным контрактом отца, Роланда фонХорстмана. Но без одного важного документа, хранившегося в тайнике кабинета барона, все иски, интриги и судебные разбирательства неизменно оканчивались ничем: подтвердить справедливость своих притязаний фактами сосед не мог.
Но полгода назад фонРозенберг сумел завладеть этим документом, и Имперский Верховный суд (проканителившись каких-то три месяца) вынес-таки решение в его пользу. С потерей половины земель, деревень и вассалов барон ещё мог как-то смириться – он признавал подлинность договора отца, и понимал, что приговор суда вполне законен – однако он был потрясён предательством, совершённым, как он считал, близким и дорогим ему человеком – экономкой, помощницей и другом Гертрудой Гессель.
Таким образом, деньги, потраченные на сам процесс и взятки, пропали. Большая часть вотчины и вассалов оказались в руках непримиримого врага, который грозился, воодушевлённый успехами, отобрать и последнее достояние барона – родовое гнездо, замок Кирхштайн.
Впрочем, это было бахвальством чистой воды: денег на новый процесс у мессера Дитриха не имелось – деньги, или наличность, вообще были большой проблемой в этой части страны.
А с «безмозглым», как не стесняясь, назвал его мессер Карл, способом ведения хозяйства своего феода фонРозенбергом, приходилось удивляться, что ростовщики-ломбардцы до сих пор не распродают его владения за долги.
Как ни странно, экономическая база фонРозенберга с присоединением новых земель была не упрочена, а, скорее, наоборот: окончательно подорвана. Большинство новых вассалов, привыкших к относительной демократии (Катарина так поняла для себя, что и фонХорстман не особенно силён в рачительном отношении к феоду – он просто пустил всё на самотёк, довольствуясь тем, что мог собрать со своих крестьян), почуяв, что новый хозяин тиран и скотина (узнать это было нетрудно – ведь феоды соседствовали), разбежались, побросав и посжигав нехитрое хозяйство, да ещё подбили на такое же свинство – это по мнению обиженного в лучших чувствах мессера Дитриха! – и часть его собственных вассалов.
Естественно, большинство таких беглецов укрылось на землях старого, и сравнительно «доброго» хозяина – фонХорстмана, у друзей и родственников в оставшихся у того деревнях. Естественно и то, что он официально этого не признавал, а неофициально, за большую взятку, оформил их задним числом под новыми именами в своё хозяйство. Это было, в принципе, нетрудно – ведь переписи подлежали только мужчины – главы семей.
Так что теперь у барона фонРозенберга имелся избыток земель с сожжёнными деревнями, и отсутствие работников для их обработки, и перспектива голода зимой (з
А у фонХорстмана работников было пруд-пруди… Но плодородных земель катастрофически не хватало. Договориться же полюбовно о каком-нибудь разумном и неразорительном для обоих компромиссе, мешала пресловутая родовая честь. Патовая ситуация. А для крестьян – катастрофическая.