Возвращение Дикой Розы

Рохелио вышел за ворота и некоторое время брел по улице не разбирая дороги. Он был потрясен увиденным настолько, что не мог собраться с мыслями. Нет, его потрясли не настоятельные советы доктора Гонсалеса пить по два стакана воды в день натощак, хотя от религиозной проповеди он ожидал бы чего угодно, но только не этого. Больше всего его поразили люди, собравшиеся слушать проповедника. Пожилые, бедно одетые женщины составляли, кажется, большую часть аудитории, но попадались и люди средних лет, молодежь, дети.

Ведь они слушали Гонсалеса внимательно и с поч­тением. И это несмотря на его акцент и неправильные обо­роты. «Возможно, — уныло думал Рохелио, — эти простые житейские советы, как правильно питаться, объяснения, почему обязательно нужно чистить зубы, и полезны многим из этих людей, но это как будто скорее по части вра­ча, а не священника. Хотя, наверно, именно это и привле­кает их. А стихи! Но ведь слушателям они нравились А поймут ли они высокую поэзию Федерико Гарсиа Лорки или Антонио Мачадо...

...Так плачет закат о рассвете,
так плачет стрела без цели,
Так песок раскаленный плачет
о прохладной красе камелий.
Так прощается с жизнью птица
под угрозой змеиного жала.
О гитара,
бедная жертва
пяти проворных кинжалов! —

вспомнил он одно, из любимых стихотворений Лорки «Гитара» из цикла «Поэма канте хондо».

«Неужели бездарные вирши Гонсалеса, или кто там для него пишет, им ближе? Как мы далеко оторвались от собственного народа...» — грустно размышлял Рохелио.

ГЛАВА 8

Одетый в светло-зеленый врачебный халат, такую же шапочку и бахилы, Пабло стремительно шагал из опе­рационной. И хотя лицо его было закрыто стерильной мас­кой, весь персонал клиники издалека узнавал его по своеоб­разной летящей походке, гордой осанке и чуть запрокинутой назад голове.

Ему уступали дорогу, почтительно кланяясь:

— Добрый день, доктор Кастанеда!

— Здравствуйте, доктор Кастанеда!

Ведущий хирург Пабло Кастанеда пользовался не толь­ко уважением, но и искренней человеческой любовью у каждого — от врачей до санитаров.

А уж о пациентах и говорить нечего. Они просто обо­жали его. Для них был не только светилом науки, мастером, спасителем, который брался за операцию даже в самых, ка­залось бы, безнадежных случаях. Он был еще и добрым дру­гом, утешителем, умеющим успокоить и внушить надежду.

Особенно любили его женщины-пациентки. Ведь, помимо всего прочего, он был красив и молод, ему еще не исполнилось и тридцати.

Юные медсестры наперебой старались угодить ему, помочь, сделать что-нибудь приятное.

Вот и сейчас, едва он открыл дверь ординаторской, де­журная сестра с готовностью бросилась навстречу , чтобы развязать ему тесемки халата на спине.

— Спасибо, Хуанита, — поблагодарил Пабло. — Ты мо­жешь пойти пообедать.

— А вы, сеньор Кастанеда? — прощебетала медсест­ра. — Я могла бы принести чего-нибудь и для вас. Вы знае­те, в кафе напротив сегодня привезли чудесные пирожные, такие свежие, аппетитные!

А ты, оказывается, сластена, Хуанита! Спасибо, мне не хочется. Извини, но мне нужно немного побыть одному, собраться с мыслями. Сегодня предстоит тяжелый день. Привезли маленького ребенка в критическом состоянии — сейчас его готовят к операции.

Сестра понимающе кивнула и на цыпочках удалилась стараясь не мешать доктору собираться с мыслями.

Едва дверь за Хуанитой закрылась, улыбка сошла с лица Пабло.

Он покривил душой: голова его была занята вовсе не обдумыванием предстоящей операции. С больным малышом все будет в порядке, в этом он не сомневался. Еще в приемном отделении, осматривая доставленного ребенка он прикинул, что и как придется сделать, и дал четкие указания анестезиологам и ассистентам.

Теперь же, в короткие минуты отдыха, ему хотелось без помех поразмыслить о своих семейных проблемах.

Он растянулся на диване, обитом кожей, и, сбросив обувь, перекинул длинные ноги через подлокотник. Прикрыл глаза, уставшие от слепящего света операционной. Пользуясь тем, что никто его не слышит, произнес вслух:

— Лус, девочка, что с тобой происходит?

Как часто она уезжает! Как часто покидает его!

Вот и теперь она собирается в Вену.

Понятно, что приглашение петь со сцены знаменитой Венской оперы — большая честь для любой оперной певицы. Немногим выпадала такая удача. Так естественно, что Лусита радуется этому!

Но Пабло не покидало мучительное ощущение, что жена радуется не только предстоящим гастролям, но и разлуке с ним, своим супругом.

Кажется, что между ними разверзлась какая-то невидимая щель почти с самого начала, с первой брачной ночи. Сперва она была узенькой и почти неощутимой. Но идут годы, и она расширяется, постепенно превращаясь в бездонную пропасть.

Как перекинуть через эту пропасть мост?

Как врач, он знал: нельзя лечить только симптомы болезни, сначала нужно выяснить ее причину.