Возвращение домой

— Ну что ж, Детка, это не слишком приятная история. Упали бомбы, и все погибли. Даже в Клаудсдейле. Бля, Клаудсдейл разбомбили первым. Можешь не сомневаться, это было больно, — произнёс он, мрачно, а затем вздохнул. — Факты таковы: наземные силы были полностью уничтожены, но поскольку наши города способны перемещаться, то большинство избежало первоначальной бойни. Однако, мы всё ещё были в огромной опасности, по большей части из-за нехватки продовольствия. В те времена воздушное сельское хозяйство было не слишком развито. И большую часть продовольствия составляли обычные армейские пайки, в то же время, все ждали падения очередной подковы, которая должна будет прикончить тех, кто умудрился выжить. Но она так никогда и не упала. В те годы у нас была Реинбоу Деш, которая постоянно пыталась выбить помощь для поверхности. Она и Скуталу ратовали за это громче всех. Но помимо этого, было очень много тех, кто хотел в первую очередь позаботиться о пегасах, — Он сделал паузу. — Ты в порядке?

Я чувствовала, как что-то капает мне на спину, это было не больно… но от этого ситуация не становилось сколько-нибудь лучше.

— Не спрашивай меня об этом. Продолжай рассказ! Почему пегасы не прислушивались к Реинбоу Деш?

«Пара минут. Лишь пара минут… я смогу выдержать пару минут. Смогу. Смогу!»

Но почему тогда я чувствовала себя так, будто вновь была прибита к полу гвоздями?

— Ну, частично это было из-за того, что она была Министерской Кобылой, а не генералом. Её всегда воспринимали как приносящий удачу талисман, который даровала пегасам Принцесса Луна. Потрясный летун, и единственная Министерская Кобыла у которой был хотя бы налёт военщины, но в глазах большинства пегасов она была не солдатом, а всего-лишь охотницей за славой и грязелюбкой. Таким образом, когда был уничтожен Клаудсдейл, случилось то же, что происходит сейчас, после взрыва в Мерипони. Структура командования развалилась на части. Балом правили сомнения и растерянность. И тут появляется Реинбоу Деш, говорящая всем встречным пони, что мы должны помочь поверхности, рискуя при этом заполучить дозу радиации, или ещё чего похуже. Мне кажется, что армейских летунов возмутила эта идея, и они объединились против неё просто потому, что она была напоминанием обо всём, что пошло не так…

Он замолчал, когда моё тело издало влажный и сочный хруст.

— Продолжай говорить! — почти прокричала я. Если они меня вырубят, то нет гарантии, что я проснусь до того, как начнется эвакуация. Он молчал, а я ощущала то, что делали с моими плечами так, будто детали и впрямь присверливали ко мне. — Пожалуйста!

— Уровень гормонов стресса зашкаливает, — произнёс один из техников.

Голос Шикенери недолго поломался, когда он продолжил.

— Тем не менее, общественность, по большей части, была на стороне Реинбоу Деш, поэтому военные занялись безостановочной пропагандой, дабы ослабить её позиции. Они утверждали, что поверхность заражена болезнями и загрязнена радиацией. Посылали зонды, чтобы показать пегасам мутировавшие формы жизни и огромные пространства, заполненные трупами. Они делали абсолютно всё, что могли, для того, чтобы дискредитировать её. А затем, произошло солнечное затмение. Народ подумал, что настал конец света. Солнце и луна сближались, будто бы намереваясь врезаться друг в друга. Сейчас это конечно звучит довольно-таки странно, — грустно произнёс он, когда аппарат загудел. — А вместе с социальной дезорганизацией, что последовала за этим событием… ну… В конечном итоге всё свелось к всеобщему голосованию на котором решалось, как поступить: навсегда отгородиться от поверхности, или открыть небо и помочь ей. Разнообразнейшие эксперты приводили свои доказательства «за» и «против» этого… по большей части против. Самым ярым критиком этой идеи был доктор Мефитис. Он показал видеозапись на которой зебры пожирают друг друга. От этого зрелища стало плохо всем, кто находился в комнате. Тем не менее, Реинбоу Деш заявила, что они могут пойти и отлягать самих себя, и улетела. Вот там и зародился Анклав, опирающийся на военных.

По крайней мере, от этого был толк. Слушая его, мой разум занимался тем, чём следовало: не паниковал.

— Ах он мулий выблядок, — крикнула я. — Этот мерзкий ублюдок должно быть подключился к камерам, что находились в лагере для военнопленных, которым он руководил!

— Эй. Ты между прочим говоришь о моём предке, — произнёс Шикенери с притворной серьёзностью. — И все указывает на то, что он был весьма знающим доктором. Я не знаю, что ты имеешь в виду говоря «лагерь для военнопленных», поскольку Желтая Река — это больница.

— Погоди. Он был твоим… — начала говорить я, открыв глаза… ох, это было большой ошибкой.