– А почему ты не в Нортамптоншире со своей кавалерией?
– Потому что я здесь, и на службу мне только завтра вечером. Пожалуйста, едем!
– Ну ладно, – сдалась Афина. – Но что я должна буду делать?
Он не сообразил.
– Ничего.
– Я не о том. Я имею в виду: во что одеться? Ну, ты понимаешь… Бальный костюм, или к чайному столу, или что-нибудь для прогулок по грязи.
– Бриджи для верховой езды, – отчеканил Руперт.
– Но я не езжу верхом.
– Вообще?
– Терпеть не могу лошадей.
У Руперта упало сердце, ведь мать его ни о чем, кроме как о лошадях, не говорила и не думала. Но он не собирался сдаваться.
– Что-нибудь для ужинов и что-нибудь в церковь, – нашелся он.
– Боже, в какой разгул ты намерен окунуться! А мать твоя знает о моем приезде?
– Я дал ей штормовое предупреждение. Сказал, что, возможно, приеду вместе с тобой.
– Я ей не понравлюсь. Как и любой другой матери. Я не умею вести светскую беседу.
– Зато отец тебя полюбит.
– Ничего хорошего из этого не выйдет, только лишние неприятности.
– Афина, прошу тебя. Впусти меня, а сама иди укладывать вещи. Времени слишком мало, чтобы еще стоять здесь и спорить.
– Я не спорю. Просто предупреждаю, что твоя затея, возможно, окончится ужасным провалом.
– Там видно будет.
Ничего хорошего из визита Афины в Глостершир действительно не вышло. Таддингтон-Холл, родовой особняк Райкрофтов, был каменной громадиной викторианских времен, окруженной садами и парками необъятных размеров и безупречно правильной планировки. Дальше раскинулись земли имения: луга и рощи, усадебная ферма, обрабатываемые земли, отвоеванные у леса, речка, где водилась форель, охотничье угодье, знаменитое рекордным числом ежегодно подстреливаемых фазанов. Отец Руперта, сэр Генри Райкрофт, был лордом-наместником графства; возглавлял местных консерваторов; имел чин полковника; носил почетное звание егеря – профессионала по охоте на лисиц с собаками; председательствовал в совете графства и служил мировым судьей. Леди Райкрофт была не менее деятельна – она являлась столпом женского комитета и была вся в заботах по организации мероприятий для девочек-скаутов, устройству сельских больниц и совершенствованию местного просвещения, а свободное время отдавала рыбной ловле, садоводству и охоте верхом с собаками. Появление Афины поразило обоих родителей Руперта как удар грома, а когда она не вышла тютелька в тютельку в назначенное время к завтраку, леди Райкрофт сочла нужным высказать свое недоумение сыну:
– Что она там делает?
– Спит, я полагаю.
– Может быть, она не слышала гонга?
– Откуда мне знать. Хочешь, я пойду разбужу ее?
– Что ты, и думать забудь!
– Хорошо.
– Чем занимается эта девушка?
– Не знаю. Очевидно, ничем.
– Но кто она такая? – настаивала леди Райкрофт. – Что у нее за семья?
– Ты все равно их не знаешь – они живут в Корнуолле.
– Никогда не видела такой ленивой девушки! Вчера вечером она просто сидела. Хоть бы работу какую принесла с собой!
– Ты шитье имеешь в виду? Я не уверен, что она сумеет вдеть нитку в иголку.
– Вот уж не думала, Руперт, что ты свяжешься с никчемной девицей.
– Я с ней не связывался, мама.
– И она даже не ездит верхом! Удивительное дело… ей-богу…
В этот момент дверь распахнулась и появилась Афина в серых фланелевых брюках и бледно-голубом свитере из ангоры, хорошенькая, как картинка.
– Здравствуйте, – проговорила она. – Я не знала, в какой комнате завтрак. Такой громадный дом, я немножко заблудилась…
Да, ничего хорошего. Руперт, старший из двух сыновей, должен был унаследовать Таддингтон, и у его матери имелись непоколебимо твердые представления о том, какой следует быть его будущей жене. Прежде всего, из хорошей семьи, родовитой и со связями. Как-никак, Руперт – капитан королевской гвардии, а в таком полку социальное положение жен имеет крайне важное значение. Не помешает невесте иметь и немножко деньжат, хотя, в общем, Руперту нет нужды охотиться за богатыми наследницами. А уж какова невеста из себя – это большой роли не играет, при условии, что у нее правильное произношение и все необходимое для появления будущих Райкрофтов мужского пола, которые продолжат славный род. Разумеется, это будет хорошая наездница, а когда придет время, она сумеет стать хорошей хозяйкой для Таддингтона, этой неуклюжей, расползшейся вширь махины, и сада, не менее впечатляющего своим викторианским размахом.
Афина оказалась полной противоположностью этому идеальному образу.
Но Руперту было все равно. Он не влюбился в Афину и не собирался на ней жениться, он был просто очарован красотой девушки, ее несвязной, слегка несуразной манерой говорить, ее полнейшей непредсказуемостью. Порой она выводила его из себя, а порой трогала до глубины души своей наивной, детской бесхитростностью. Казалось, она совершенно не понимает, какое действие на него оказывает, и с легкостью могла бы исчезнуть без предупреждения – укатить на выходные с другим молодым человеком, поехать в Церматт кататься на лыжах или в Париж навестить старых друзей.
Наконец, когда пришел август, он припер ее к стенке.