Возвращение домой

– В любом случае твое присутствие ничего не изменит. Разве что ты не дашь нам раскиснуть и впасть в уныние. А что касается тети Лавинии, то она, кажется, не собирается сдаваться. Она крепкая старушка, и я не допускаю мысли, что она не поправится… Ну как доехал? Сколько времени ушло на путешествие? Надеюсь, тебя с грехом пополам встретили и Лавди не бросила гостя на произвол судьбы. Уезжая, я строго наказал ей позаботиться о тебе.

– Она твой наказ выполнила. Мы прогулялись до маленькой бухты.

– Чудеса да и только! Как правило, она не столь компанейская. Ну, теперь пойдем, познакомишься с отцом и с Мэри… – Эдвард повернулся к остальным и застыл на месте, недоуменно нахмурившись. – Впрочем, Мэри, кажется, исчезла, – пожал он плечами. – Надеюсь, она направилась к миссис Неттлбед распорядиться насчет чая. Что ж, познакомься, по крайней мере, с моим отцом. Папчик!

Полковник был поглощен разговором с дочерью, явно прилагая все усилия, чтобы успокоить и обнадежить ее. Однако, услышав зов Эдварда, он замолчал, поднял глаза и увидел Гаса. Нежно отодвинув Лавди в сторонку, он двинулся вперед, шурша подошвами башмаков по гравию, худой и долговязый, точно замотанная в твид жердь, и если у него были какие-либо возражения против несвоевременного визита незнакомца, то он ничем не обнаружил своего неудовольствия. Гас увидел только доброе выражение в его тусклых глазах и застенчивую улыбку искренней радости.

– Гас, это мой отец, Эдгар Кэри-Льюис. Папчик, познакомься с Гасом Каллендером.

– Очень приятно.

Полковник протянул руку, Гас пожал ее.

– Гас, дорогой друг, – промолвил отец Эдварда, – как хорошо, что вы приехали, мы так рады вас видеть!

На следующее утро, в десять часов, Эдвард Кэри-Льюис позвонил в бакалейную Уорренов в Порткеррисе и попросил к телефону Джудит.

– А кто ее спрашивает? – поинтересовался незнакомый женский голос с сильным корнуолльским выговором.

– Скажите просто, что это Эдвард.

– Минутку.

«Эй, где там Джудит? Ее к телефону!» – уже в отдалении зычно прокричала обладательница женского голоса; вероятно, она стояла внизу лестницы и обращалась к кому-нибудь на втором этаже. Он ждал. Взяли трубку.

– Алло! – проговорил слабый от страха голосок. – Эдвард, ты?

– Доброе утро.

– Говори!

– Все в порядке. Хорошие новости.

– Тетя Лавиния?..

– Вроде бы выкарабкалась. Нам сообщили из Дауэр-хауса, что она проснулась сегодня утром, изумилась, увидев ночную сиделку, спросила у нее, что та, собственно, делает у ее постели, и потребовала чашку чая.

– Это же просто чудо!

– Папчик с мамой тут же помчались туда, а я подумал, что надо бы позвонить тебе.

– Ах, какое это, должно быть, для вас облегчение! Милая старушка!

– Скажи лучше: вредная. Перепугала всех до смерти. Заставила людей нестись сюда с разных концов. Вчера вечером вернулась мама, на вид совсем измученная. Афина и Руперт уже в пути, едут из Шотландии, и, как в случае с Гасом, мы не знаем, где они находятся, так что не можем позвонить и сказать им, чтобы поворачивали назад и возвращались в свой Окнафешл, или где они там были. Из всего этого вышел просто сплошной цирк.

– Все это не важно. Главное, что тетя Лавиния идет на поправку.

– Когда ты приедешь?

– В воскресенье утром.

– Хорошо, тогда и встретимся. Если она будет в состоянии принимать посетителей, я возьму тебя в Дауэр-хаус… Как ты?

– Уже хочу быть со всеми вами.

– Умерь свой пыл. У нас тут точно на Пикадилли-Сёркес[63]

. Но я по тебе скучаю. В доме без тебя пусто.

– О, Эдвард…

– Увидимся в воскресенье утром.

– Пока. Спасибо за звонок.

Руперт Райкрофт в свое первое утро разоспался. Когда он проснулся, открыл глаза и уставился все еще затуманенным взором в стену напротив, то оказался совершенно сбит с толку. Столько было езды за такой короткий промежуток времени, столько ночевок в незнакомых местах, что теперь, разглядывая медные столбики своей кровати, полосатые обои и наполовину раскрытые занавески с частым цветочным узором, он поначалу не мог сообразить, где же, черт возьми, он находится.

Но это длилось всего одно мгновение. Тут же нахлынули воспоминания. Корнуолл. Нанчерроу. Наконец он доставил Афину домой, протащился ради этого через всю страну, причем вел машину все время сам. Несколько раз Афина нерешительно порывалась сесть за руль, но Руперт предпочитал держать ситуацию под самоличным контролем, да и в машину свою он был слишком влюблен, чтобы доверить ее другому человеку, пусть даже Афине.

Он выпростал голую руку из-под одеяла и потянулся к наручным часам. Десять. Со стоном откинулся назад. Десять часов утра. Ужасно. Правда, полковник, провожая его ночью до спальни, сказал: «Завтрак в восемь тридцать, но вам необходимо отоспаться. Так что выходите, как проснетесь», – и автоматический будильник в мозгу у Руперта сделал именно так, как ему было велено, – отключился. В обратной ситуации «будильник» действовал противоположным образом – просыпаешься в семь тридцать утра, как бы ни был организм одурманен алкоголем на ночной вечеринке, поскольку знаешь, что обязан быть на утреннем построении.