Возвращение домой: Крымский тустеп. Возвращение домой. Крымский ликбез

– У меня здесь крестьяне в крепи жили. Когда мы немцев турнули, через год сняли крепь, теперь они свободны. В первый год получили дохода восемьдесят тысяч талеров, вложили полтора миллиона талеров. На третий год собрали без малого четыре с половиной миллиона талеров только подати. Сейчас населения прибавилось втрое, а податей собираем восемнадцать миллионов.

– Налог денежный али товаром берешь?

– Лен и льняное масло учитываю, как налог по цене рынка, они мне нужны, все остальное – только деньгами. Произвел, но не смог продать – твои проблемы.

– Они своим маслом и колбасами уже на Охотном ряду торгуют! – ухмыльнулся царь. – Три годы назад сушь была великая, так твои навезли зерна. Драли, конечно, но хлебушко был. Раздергали меня, понимаешь! Годы уже не те, к краю подхожу, а дети да внуки все на себя дергают, да и Зойка для них старается. И Симона держится.

– А куда ей деваться! Ей подмога требуется. Ради нее, и чтобы Василия к власти привести, она и обещает этому жадюге все. Но, царь Иван, ты зачем дочь свою за Александра отдал?

– Дабы Литовия и Московия вместе жили.

– То-то и оно! Детей у Александра нет, Елена, если станет вдовой, брату корону ни за какие коврижки не отдаст. Они еще в детстве враждовали.

– Это верно! Она все время с Патрикеевыми знается, а Зойка мне все шепчет, что они против меня что-то затевают. – Царь много пил, разнервничался, у него дрожали руки. – Уйду я скоро, раздерут княжество на части! И Иван умер. А Димитрий молод еще!

– Да, Иван Васильевич, ты самого себя вспомни, как править начал.

– Оно-то верно! – Иван выпил еще чару крепкого Порто и уснул за столом. Ходили слухи, что это у него было в привычке. В дверь постучали, вошел ординарец и доложил, что прибыла княгиня Софья и требует, чтобы ее пропустили.

В дверь почти влетела маленькая толстая тетка в дорогих одеждах. Вслед за ней хотели войти еще женщины, но Дмитрий подал знак всех выгнать. Маленькие глазки из-под жирных щек злобно смотрели на Дмитрия.

– Пошто уединились и без митрополита рядите? Что с Иваном?

– Спит. А ты чего хочешь?

– Я царевна Царегородская, хочу, чтобы восторжествовала справедливость и на трон сел истинный владыка Московии Василий. Его поддерживает вся Церковь православная!

– За что ты им и пообещала, что как в «Слове в защиту церковных имуществ», переводе второканонических книг бывшей Византии, у церкви останутся земли, ты с Василием передашь им в собственность людишек, и все только потому, что ты – царевна Цареградская. А нет Царьграда! Профукали его твои родственники, и никто к ним на помощь не пришел. Правит там султан Баязид II, да у меня там пять крепостей. Одна из них Царьградом называется. Только раньше она называлась по-другому – Удавка, которой удушили Константинополь, Румели. И построена она Баязидом Первым. Теперь ты хочешь так же разорить Русь, Зоя?

Тут проснулся Иван, недовольно осмотрелся и рявкнул:

– Кто пустил! Ты где должна жить? Почему за мной шастаешь?

Тут рекой полились слезы, царица запричитала, что Иван с посланником дьявола связался, совсем с ума сошел, хочет Третий Рим к его ногам бросить. Царь, который не выносил женских слез и причитаний, особенно поверх вина, открыл дверь и рявкнул:

– Вон! И чтоб духу твоего здесь не было! – Позвал князя Холмского и дьяка Беклемишева: – Василий Данилович, Иван Никитович, зайди!

Вошел плотный, небольшого роста воевода в кольчуге и золоченом панцире и воин в простом вооружении. Сняли шеломы, поискали глазами иконы, сплюнули через плечо.

– Мы тут с царем Дмитрием покумекали, садитесь и послушайте. Пейте! – Иван подвинул им тяжелую бутылку с портвейном. Дмитрий указал на стул, князь, гремя вооружением, уселся на него, подвинул себе кубок и блюдо с мясом. Налил от души в чарку, выпил и закусил кабанчиком. Дьяк, показавшийся Дмитрию знакомым, осторожно присел на угловой стул, глазами нашел графин с водкой и немного плеснул себе. Закусил грибочками.

– Так вот! Пошлешь в Белозеро за Василием Патрикеевым. Софью – в Покров. Василия – в Астрахань, пусть там княжит, себя проявит. Затем к Нилу съездите, скажите, что я зову. И, Иван, позови Симона.

Вошел митрополит, долго плевался через плечо, до тех пор пока Дмитрий не кинул ему тряпку и не приказал вытереть все, что наплевал. Тот было решил развернуться и уйти, но Иван не дал ему этой возможности.

– Стой и слушай! Просил крепь ввести?

– Да, великий князь! Иначе разор всех нас ждет. В первую голову тебя!

– Не будет тебе крепи! Чернь у тебя бедствует! Три четвертины берешь! Вот они и уходят! И идут сюда! Не умеешь хозяйствовать, не берись! Все монастырские земли теперь – государевы. Жить монастыри будут со своих доходов, пахоты прекратить, весь урожай этого года сдать в приказы. И собор назначь на сентябрь! Вдоволь тебе!

Митрополит повалился в ноги великому князю, запричитал, что режет его князюшко ни за грош, что околдовал князя нехристь поганая Дмитрий, что опору из-под себя выбивает князь. Тут Дмитрий не выдержал, поднял митрополита за воротник и портки и слегка приложил его о столб.