При этом надо сказать, что описанная картина складывающейся парламентско-партийной монополии – не вина метода распределения голосов. Все применяющиеся в мире системы подсчета имеют некоторое внутреннее искажение: никому еще не удавалось вывести формулу, безотходно конвертирующую голоса избирателей в мандаты депутатов. Метод Нимейера происходит из Германии, он успешно применяется на выборах в бундестаге, ничего особенно порочного в нем нет. Но если избирательный порог высок (а семипроцентный барьер, который действовал у нас в течение двух выборных циклов, является по мировым меркам достаточно высоким), то этот метод «надувает» партию-победительницу. В результате количество мандатов, которые она получает, не соответствует реальной поддержке, которой она пользуется у избирателей.
В российской Государственной Думе, в соответствии с описанной схемой, с 2007 по 2021 год сохранялось присутствие четырех партийных фракций, длительное время успешно защищавшихся от появления любых внешних конкурентов. В свою очередь, эти четыре партии в значительной степени сами были результатом административного конструирования: слияний с ситуативными союзниками («Единство», ОВР, «Регионы России» и Аграрная депутатская группа) и поглощений идеологически сходных партийных проектов («Справедливая Россия», «Родина», «Партия пенсионеров»).
Имея в руках все описанные законодательные инструменты, наша политическая система тем не менее была вынуждена прибегать к довольно сложной и многоуровневой системе фальсификации результатов выборов. Эти фальсификации становились очевидны как на парламентских, так и на президентских выборах, как в выборном цикле 2007–2008 годов, так и в 2011–2012 годах, когда это стало причиной массовых протестов, и в последующие годы тоже.
Не все политические режимы, подобные российскому, прибегают к масштабной системе фальсификаций. Довольно часто они этого не делают, потому что рассчитывают на популистский инструментарий. В частности, Венесуэла – страна, довольно похожая на Россию по типу политического режима – в свои лучшие времена отличалась относительно честными выборами, потому что правящая партия фактически подкармливала свой электорат, и он в ответ голосовал за нее. Принцип Уго Чавеса «Голос каждого венесуэльца священен» был реальностью венесуэльской внутренней политики, поскольку не было острой нужды в фальсификациях. В 2015 году, когда обострились экономические проблемы Венесуэлы, это позволило провести то, что в политологии называется опрокидывающими выборами: выборы, на которых оппозиция неожиданно побеждает партию власти. Венесуэльская оппозиционная партия собрала около 80 % голосов в парламенте, и это стало началом масштабного политического кризиса в стране (политический режим его, впрочем, успешно пережил).
В России благодаря выстроенной системе, которая покоится на ограничении участия, привязке партий к государственному финансированию, контроле над медийным пространством и фальсификациях – главным образом на местном и региональном уровне, – сценарий опрокидывающих выборов маловероятен: такая система не позволяет оппозиции прийти к власти выборным путем. Это обстоятельство очень многое определяет в динамике режимной трансформации и политического процесса в целом.
Тем не менее, одновременно с совершенствованием и укреплением системы контроля над голосами, развивалась и параллельная система – система гражданских наблюдателей. Ее создали люди, пришедшие в эту деятельность добровольно, самостоятельно изучившие избирательное законодательство и электоральную практику и в конце концов добившиеся того, что с ними стали считаться и Центральная избирательная комиссия, и политико-административное руководство в центре и на местах, и – что самое главное – пресса и общественное мнение. К концу рассматриваемого периода гражданское наблюдение на выборах институционализировалось и стало значимым фактором политического процесса.