Возвращение Иможен

У Лоудена вырвалось одно из самых страшных ругательств, какое когда-либо слышали на шотландской земле. Однако он умел действовать в экстремальных ситуациях. Мэр выпрямился и тем зычным, повелительным голосом, что так смущал конкурентов во время избирательных кампаний, прогудел:

– Джентльмены, после того что мы сейчас слышали, я предлагаю отложить до лучших времен обсуждение договора с Кейтом Мак-Каллумом насчет его поля и немедленно решить, какие неотложные меры мы должны принять в том случае, если мисс Мак-Картри не отказалась от прежних привычек…

Джефферсона Мак-Пантиша мучило одиночество, а потому он решил сходить в Каллендер и пропустить стаканчик в «Гордом Горце». Однако меньше чем в миле от дома Мак-Пантиш столкнулся со сторожем рыбнадзора Фергусом Мак-Интайром, и тот поспешил рассказать о возвращении Иможен Мак-Картри. Хозяин гостиницы лишь испустил глубокий вздох и, оставив растерянного сторожа на дороге, за что Мак-Интайр еще долго на него дулся (и в самом деле, можно ли вести себя так невежливо?), опрометью побежал обратно, в «Лебедя». Там Джефферсон немедленно собрал весь персонал и распорядился не спускать глаз с высокой рыжеволосой женщины, если, паче чаяния, она переступит порог гостиницы.

Доктор Джонатан Элскот, сидя у постели Фионы Кэмп-белл, раздумывал, что бы еще прописать больной, чье малокровие его так тревожило. У врача складывалось впечатление, что Фиона совершенно утратила и вкус, и волю к жизни. Неожиданно, словно в насмешку над предписаниями Элско-та, приказавшего оберегать покой страдалицы, в комнату ворвалась ее младшая сестренка Майри.

– Фиона, Фиона! Иможен Мак-Картри здесь!

Больная тут же села в постели.

– Где? У нас?

– Нет, у себя…

– А ну-ка, дайте мне тапочки и халат! До свидания, доктор!

Элскот попытался спорить:

– Но, дорогой друг, будьте осторожны! Ваше здоровье…

– Надеюсь, вы не думаете, будто я стану валяться в постели, когда Иможен гуляет по городу? К тому же я чувствую себя намного лучше, и, пожалуй, добрый глоток виски окончательно поставит меня на ноги!

Возвращаясь к машине, Джонатан Элскот честно признал, что за сорок лет врачебной практики так и не научился хоть сколько-нибудь понимать пациентов. Но если Фионе Кэмпбелл, судя по всему, не терпелось повидать мисс Мак-Картри, доктор твердо пообещал себе избегать каких бы то ни было столкновений с огнегривой амазонкой, о которой сохранил кошмарные воспоминания.

Тем временем виновница всего этого переполоха в Каллендере, Иможен Мак-Картри, устраивалась под отчим кровом. На комоде в спальне она расставила фотографии, сопровождавшие ее повсюду. Во-первых, изображение Генри-Джеймса-Герберта Мак-Картри, бывшего капитана Индийской армии, подавшего в отставку, когда заговорили об отмене традиционнго кильта[4] шотландских стрелков. Только дочерняя любовь заставляла Иможен считать умным и гордым взгляд вытаращенных глаз пьянчужки-отца, в конечном счете сведенного в могилу чрезмерным пристрастием к виски. Рядом с отцовской фотографией мисс Мак-Картри поставила гравюру, изображавшую ее любимого героя, Роберта Брюса, великого борца за свободу Шотландии. Потом Иможен смущенно достала снимок старшего инспектора Дугласа Скиннера, просившего ее руки, но вскоре после того павшего при исполнении служебных обязанностей. Теперь мисс Мак-Картри уже смирилась с мыслью, что ее старость разделят лишь эти дорогие тени. Вопреки всем надеждам и опасениям обитателей Каллендера, Иможен мечтала только о покое. Если теперь, через три года, она вернулась на родину, то лишь потому, что вот-вот наступит время отставки и, покинув пост начальницы бюро в Адмиралтействе, мисс Мак-Картри так или иначе придется жить на скудную пенсию. И куда же ей ехать, как не в Каллендер, где она родилась и где покоятся ее близкие?

Глядя на Иможен, никто бы не поверил, что минула ее пятьдесят третья весна. В огненной шевелюре так и не появилось ни одного седого волоса. Регулярно занимаясь гимнастикой, Иможен сохранила стройную, подтянутую фигуру. По сути дела, в пятьдесят с лишним лет она была такой же, как и в тридцать: высокой – пять футов, десять дюймов – женщиной с молочно-белой кожей, довольно костистой и плоской со всех сторон. Прежними остались и поистине неиссякаемая энергия, и самый отвратительный во всей Шотландии характер (именно последнее оправдывало кличку, лет двадцать пять назад полученную Иможен от коллег – «red bull», то есть «рыжий бык»).