Возвращение императора. Невероятные приключения в XXI веке. Петр I и президент

Петр достал блокнот и записал туда что-то. Он всегда так делал, желая вернуться к данному вопросу позже.

– Ну, Павел, показывай, что обещал.

– Да-да, сейчас.

Павел поспешно вышел, а Петр спросил Егора, кивнув в сторону закрывшейся двери:

– Ну, что думаешь?

– Ну, так вроде, парень как парень! Сразу и не скажешь, – пожал плечами Егор.

– Скажешь, коли мозгами пошевелишь. Не из нынешних он! Не видишь разве?

– Вы имеете в виду интерьер квартиры? Обычная, советских времен двушка. Бедновато, я бы сказал!

– Ты оглядись, – повел рукой Петр. – Не то замечаешь. Не бедность здесь, а уважение и понимание матери. Вкус во всем женский. А ведь, окромя этой комнаты, негде гостей принять. Стыдится, но не перечит. Щадит. Мать где работает?

– В библиотеке, я выяснял. Там зарплаты небольшие. А сестра его школу оканчивает.

– А отца, ты говорил, нет у них?

– Ушел после рождения дочери.

Петр осуждающе покрутил головой.

– Стало быть, кормилец – Павел. Видно, давно себя мужиком в семье чувствует, оттого и подряжается на любую работу. Мозолей не боится.

Петр оглядел придирчиво комнату, в которой стояли кровать и диван.

– Мать с дочерью тут почивают, негде по комнатам разойтись. Просят его не уходить, хоть и места немного. За его счет простора не хотят, значит, дорожат.

Егора немного задела эта характеристика. Он вдруг подумал: если Петр Павла приблизит, тот может занять его место.

Павел вернулся с пожелтелыми листками в руках.

– Вот все, что у меня есть. И еще рисунок.

Там был изображен тот самый медальон, который Петр дарил Анне, и потом, обнаружив в вещах утонувшего Кёнигсека, отдал Аграфене, чтобы загладить свою вину перед ней.

– Два века хранился в нашей семье, а где теперь – не знаю. Забрали при аресте моего деда.

Петр углубился в чтение выписки из приходской книги о крещении Дюжева Павла Петровича 18 мая 1707 года. Привычный с его времен стиль письма был приятен глазу. Он смотрел на старательно выписанные буквы и думал, что разбирать почерк нелегко, да человек чувствуется за написанным – не то что текст на компьютере.

«Выписка из приходской книги церкви Рождества Богородицы села Рубцова. Писана священником прихода отцом Василием.

18 мая 1707 года мною было совершено крещение младенца, мужеского рода, нареченного Павлом, от девицы Аграфены Дюжевой, родившей оного младенца 11 мая сего года. Имени отца младенца оная девица назвать отказалась».

Дальше приписка, по-видимому, сделанная тем же священником по просьбе Аграфены на случай приема на работу.

«Аграфена девка прилежная и смирная, в дурном поведении никогда не была замечена. Никто во всем приходе ничем ее не попрекнул. А ежели ее силком взяли, то вины в том у нее никакой нет. Для работы пригодная, к любой службе сноровку имеет, потому что работяща. Зубы скалить и лясы точить ни нужды, не охоты не имеет.».

Петру было одновременно и горько, и отрадно, когда он читал о том, что Аграфена отказалась назвать его имя. В том, что именно он был отцом того ребенка, он уже почти не сомневался. Он помнил, что Аграфена была девственницей, когда он взял ее, и по срокам рождения Павел Дюжев появился аккурат спустя девять месяцев после случившегося между ним и Аграфеной. Да и рисунок был именно того медальона. Уже то, что не продала его в жестокую годину, – то предметом сиим метку Петру дала, что его сын на свет появился. Детям своим наказывала дорожить им. А те – внукам, правнукам.

«Вот кабы да в мое бы время знать о том!» – он вспомнил муки последних земных дней, и его передернуло. Тогда измученное, разбухшее тело, неспособное выпустить мочу, изнывало от таких страшных болей, что не мог он крик свой в себе держать. Стоны его были слышны во всем дворце, и на улице прохожие содрогались от его нечеловеческого крика. К физической боли тогда добавлялись душевные муки. Бессилие от сознания, что не на кого оставить государство. Одного сына сам казнил, а других Господь прибрал.

«Вот бы в мое время мне о наследнике прознать! – в который раз горько подумал он. – А ныне нужен ли?»

Петр искоса взглянул на Павла: скромен, вроде даже стесняется такого родства… А может, это маска? Понравиться желает? За всю свою царскую жизнь Петр навидался всяких людей подле себя.

– Ну что, Павел, – хлопнул он себя рукой по колену, как бы ставя точку, – поглядел я на документ сей, да токмо не доказывает он ничего.

Павел смутился и стоял, опустив плечи.

– Хочешь-то чего? – спросил его Петр.

– Хочу знать, кто я есть.