Возвращение императора. Невероятные приключения в XXI веке. Петр I и президент

«Ваше Королевское Величество соблаговолит припомнить то, что почти всюду рассказывали в искаженном виде обо мне и никоей девице Монс. Говорят, что она любовница царя. <…> Когда же я обратился к царю с просьбой отпустить ее, царь, лукавым образом предупрежденный князем Меншиковым, отвечал сам, что он воспитывал девицу Монс для себя, с искренним намерением жениться на ней, но так как она мною прельщена и развращена, то он ни о ней, ни о ее родственниках ничего ни слышать, ни знать не хочет.

Я возражал с подобающим смирением, что Его Царское Величество напрасно негодует на девицу Монс и на меня, что если она виновата, то лишь в том, что, по совету самого же князя Меншикова, обратилась к его посредничеству, исходатайствовать у Его Царского Величества всемилостивейшее разрешение на бракосочетание со мной; но ни она, ни я, мы никогда не осмелились бы предпринять что-либо противное желанию Его Царского Величества, что я готов подтвердить моей честью и жизнью. Князь Меншиков вдруг неожиданно выразил свое мнение, что девица Монс действительно подлая, публичная женщина, с которой он сам развратничал столько же, сколько и я. Тут я, вероятно, выхватил бы свою шпагу, но у меня ее отняли незаметно в толпе, а также удалили мою прислугу; это меня взбесило и послужило поводом к сильнейшей перебранке с князем Меншиковым. <…>

Затем вошел Его Царское Величество; за ним посылал князь Меншиков. Оба они, несмотря на то что Шафиров бросился к ним и именем Бога умолял не оскорблять меня, напали с самыми жесткими словами и вытолкнули меня не только из комнаты, но даже вниз по лестнице, через всю площадь. (Люблин, 1707 года, 11-го июля н. ст.)».

Петр удивился глухой злобе, накатившей на него даже сейчас, при воспоминании об этом случае. Кейзерлинг не ограничился письмом к королю, а и вызвал Меншикова на дуэль. Разразился скандал, затронувший европейскую политику. Чтобы погасить скандал, виновными объявили гвардейцев, стоявших в тот день в карауле, и приговорили их к казни. Однако благодаря вмешательству Прусского короля Фридриха I они были помилованы.

Как раз аккурат до того случая и виделись с Анхен в последний раз. Приехал к опальной, три года не ездил, а все не забыл. Не принаряжена сидела, средств на то не имела, в заношенном старом платье, осунувшаяся, но не покоренная. Искал в ее глазах раскаяния, сожаления. В тайне надежду на то имел. Сидела глаза в пол, все мысли и думы спрятав. Твердила одно:

– Отпустите меня, Ваше Величество! Боле не о чем не упрашивай вас!

– Что тебе в нем! – не сдержался.

Пожалел о том, да уж вылетело. Понять не мог, в чем немец был ему соперником?! Ревность любовная, она всех одинаково ранит, не смотря на полет.

Не ответила на то. «Отпустите меня!» – повторяла вновь. Могла царицей стать, а просилась отпустить в жены к старому немцу. Особенно злило, что соперник оказался достойным. И коль уж по сердцу говорить, то показал себя выше, чем он – русский царь. Ведь слышал, как Меншиков изгалялся и напраслину на Анну возводил. Не пользовал он ее! Она его не жаловала! А ежели и было, то не до́лжно говорить о таком, не гоже поносить Анхен. Не достойно то. Кейзерлинг же не токмо не отступился от нее после тех слов, а принял. И перед ним не струсил, не подличал, не раболепствовал, не унижал себя мольбой. Получалось, поменялись они местами. Он – царь, вел себя как простой холоп, а холоп показал себя достойнее царя.