Скопидомок, который каждую на сторону ушедшую копейку, вернее, каждый уплывший доллар, расценивал как дырку в собственном кармане, очень переживал.
– Слыхал, не любит тебя народ. Ругают.
– А народ всегда недоволен.
– Свет им не даешь, тепла зимой не допросишься.
– Я следую установленному графику.
– У хорошего хозяина и ветер куда надо дует, и дождь когда надо идет. А у тебя все невпопад! Как допустил, чтобы невосполнимое продавалось?!
– А это уже не ко мне. Но и здесь, простите, не согласен. Ресурсами сейчас весь мир торгует.
– Им-то зады зимой не морозить! Им пусть жены порты в ледяной воде моют, а тебе прислуга в машине крутит и паром стрелки приминает! Что руками плещешь? Коль экономить надо, с кремлевских начинай.
– На этот счет не переживайте. Сейчас столько альтернативных видов топлива, что замерзнуть нам не грозит.
Петр нахмурился – как всегда, когда слышал незнакомое слово или понятие, – и дал знак ученому, чтоб тот себе в блокнот записал и разъяснил ему ситуацию.
– Ладно, иди, – махнул он Скопидомку, – и чтоб впредь лишнего мне не бредил. Готовь дело кратко и ясно. Я много глаголющих вралей не люблю, у меня и без того хлопот немало.
Владлен Демьянович Добывайло был фигурой колоритной. С массивной головой, сильными ручищами. Так крепко был сколочен, что, казалось, часть государственных ресурсов сам на плечах перетащил.
Петр здоровяков уважал и посмотрел на вошедшего с одобрением.
– Делом доволен? – спросил он Добывайло.
– Нет, честно скажу!
– Что так?
– Знаете, сколько у нас буровых, из которых нефти взято наполовину?! Сливки сняли и бросили. Потому что вкладываться надо. На миллиард добываемый – четыре в земле! Только почву травят. Выжженную землю оставляют, где сотни лет расти ничего не будет! Нефть и газ продаем всему миру, а куда деньги расходуются, непонятно! Собственную страну газом обеспечить не можем! Под Москвой газовыми баллонами обходятся! От Волги воду на машинах возят! У людей вон дома ветшают, едва не рушатся, а власти говорят – в бюджете денег нет.
Владлен Демьянович нервно выдохнул. Всю ночь не спал, разговора боялся. Потому и решил сам рассказать.
– Упрекнете: как я на это смотрел? Не буду объяснять, что, мол, не виноват, так было и до меня. Виноват. Сопротивлялся, да, видно, сла́бо. Боролся, но плохо. А теперь, что ж, можете снимать меня…
Петр слушал бурную тираду и думал: «Коли такой не сдюжил, то от других и вовсе прока нет! Ежели открыто кается, то дело совсем худо. А может статься, хитрит?»
– Что делать, не знаю! – повинно склонил голову Добывайло. – Признаюсь в своем бессилии! Воруют, а доказать нельзя! Рука руку моет, суды повязаны, никто ничего не боится, знают: откупятся. Президент кричит о борьбе с коррупцией, а ее все больше!