В конце устланного ковровой дорожкой коридора Фрэнк натолкнулся на дверь седьмой квартиры. Под звонком была прикреплена табличка с именем Раби Дан. Фрэнк нажал на кнопку и стал ждать, но никто не ответил. Он вставил в дверь полученный ключ, который легко провернулся в замке, открыл дверь и очутился в прихожей. Каблуком он постучал в следующую дверь и осторожно вошел в просторную гостиную зеленого цвета с бледно-желтыми коврами. Мебель по большей части была скандинавского производства. На ручке кресла был брошен шерстяной жакет Раби, купленный Фрэнком в первые дни знакомства. На стене висела абстрактная картина в ярких тонах, которую Фрэнк видел в прежней квартире Раби и которую написала она сама, чему Фрэнк очень удивлялся, считая Раби сдержанной и рассудительной девушкой.
У ножки дивана стояли тапки. Мужские тапки коричневого цвета!
Фрэнк чувствовал, как у него растут рога. Все еще не веря до конца, он прошел в соседнюю комнату - типичную спальню женщины. Целую стену занимал встроенный шкаф. Фрэнк открыл одну из створок - большая часть одежды принадлежала Раби, но глаза Фрэнка различали только мужской спортивный плащ, брюки, халат, пижаму и носки. Затем он прошел в ванную. На стеклянных полочках кроме женской парфюмерии он увидел мужской одеколон и электробритву.
Вне себя от ярости, Фрэнк бросился на кухню и проверил все ящики. Он дошел до спиртного, схватил бутылку виски и выпил прямо из горлышка.
Раби вернулась домой поздно вечером. Она вошла и в изумлении остановилась, глядя на царивший в комнате разгром и зажав рот рукой, чтобы не закричать.
Ее новое кресло было исполосовано ножом, а картина изодрана на клочки, валяющиеся по всей комнате. Стол был перевернут, его украшения отбиты.
Пристально глядя на Раби, Фрэнк покачивался в кресле-качалке.
С невероятным трудом Раби приходила в себя, в то время как Фрэнк ждал ее реакции.
- Боже мой, Фрэнк! - Ее голос дрожал.
Прошло много времени, прежде чем Фрэнк решился нарушить тягостное молчание.
- Ты переехала в Нью-Йорк, мой ангел? А я и не знал. - Несмотря на спокойный тон Фрэнка, чувствовалось, что он весь натянут, как струна.
- Я подписала контракт с фирмой звукозаписи и решила, что лучше быть поближе, пока… Но я держу за собой прежнюю квартиру… - Она остановилась, потому что голос ей не подчинялся.
Фрэнк встал, взял коричневую тапочку и запустил в Раби.
- Чье это?
Раби сделала глотательное движение и принялась умолять:
- Фрэнк, послушай…
Она никогда не думала, что может его бояться, но выражение его лица было ужасно…
Фрэнк подошел к ней. Злоба застилала ему глаза, и даже давние друзья не узнали бы в нем спокойного Фрэнка Регальбуто.
Анджело Ди Морра жил в тихом домике за городом. Ему нравилось одиночество. Он платил местным полицейским, чтобы они охраняли его покой, не подпускали к дому нежданных посетителей и предупреждали о появлении агентов ФБР. Таким образом, окруженный деревьями дом Ди Морра снаружи охранялся полицейскими, а изнутри верными ему людьми. Дом стоял неподалеку от большого озера, на которое могли садиться небольшие гидропланы с грузом контрабандного алкоголя.
Ди Морра чувствовал себя превосходно в своем уединении и всегда, когда представлялась возможность, забрасывал дела и приезжал наслаждаться деревенской жизнью. Дело было поставлено так хорошо, что Ди Морра мог руководить отсюда всем своим бизнесом, включая важнейший - сеть игорных домов. Если Ди Морра не работал, он наслаждался купанием в озере, а вечерами, сидя на веранде, восхищался небом и прекрасным яблоневым садом.
Однако в последнее время Ди Морра потерял прежнюю радость от жизни за городом и постоянно искал предлог, чтобы уехать в Нью-Йорк.
После покупки квартиры для Раби Ди Морра проводил с ней сначала один день в неделю, но вскоре понял, насколько невыносимо ждать встречи целую неделю.
Рядом с Раби он чувствовал себя молодым, а разлука с ней превращала его в ворчливого старика. Чем больше Раби проявляла любви и заботы о нем, тем в большую зависимость от нее попадал Ди Морра. Если бы они могли пожениться… Ди Морра никогда не думал о разводе, и делать это в его возрасте было бы смешно.
Раби стала его самым ценным достоянием и доводила его до умопомрачения, от которого он не захотел бы избавиться ни за что на свете.
Сегодня Ди Морра нервничал. Фрэнк где-то задерживался, хотя сообщил из Рима, что вернется пополудни. Однако и в восемь вечера о нем не было ни слуху ни духу.
Его не заботил отчет о проделанной работе, который должен сделать Фрэнк. После разговора о поездке и делах нужно будет обсудить кое-какие личные вопросы. Именно в этом и состояла сложность.
Для себя Ди Морра решил, что у Фрэнка нет никаких прав на Раби. Она никогда ему не принадлежала и ни разу не испытывала к нему таких чувств, как к Ди Морра. Фрэнк сам сознался, что ему не удалось с ней переспать, поэтому она свободна в своем выборе и он, Ди Морра, вправе получать то, чего не добился Фрэнк.