После того, как поймал сигнал от Тропиканки, отмерил по часам ровно сто двадцать секунд, вытянул из передающего устройства стерженек антенны и, истово перекрестясь, нажал красную кнопку. Взрыв застал бегущую Фросю между воротами и машиной. Из лопнувших окон второго этажа выплеснулась куча черного дыма, и следом, срезонировав, по всему зданию и по прилегающей территории врубились огни, заголосила, завыла, застонала электронная сигнализация, как прощальный гимн неукротимому Атаю.
Фрося бухнулась на сиденье, дышала взахлеб, с хрипотцой, но глазищи радостные, озорные.
– Почему не едешь? Чего ждешь?
Магомай протянул ей банку пива.
– На, остынь.
– Сейчас разберутся, вылетят, палить начнут… Ты что, Магоша, чокнулся, что ли? Пульку словить хочешь?
– Нет, хочу удостовериться, как сработали.
– Кокнули покойничка, не сомневайся. Под анал ему блямбу сунула, – отпила пивка, добавила мечтательно: – Эх, жаль, времени не было. Самец горячий, налаженный. Штопор, как у быка. Самый кайф, когда мужичок на небеса улетает.
– Не на небеса, в геену огненную, – поправил Филимон Сергеевич. – Сколько раз просил, со мной оставь свои сатанинские штучки. В другой раз…
Договорить не успел, из ворот выкатились сразу трое бойцов: пожилой Семен и с ним двое молодых в камуфляжных куртках. Все при автоматах. Семен одичало вопил:
– Вот они, вот они… Мочи их, ребята!
Молодежь, послушная приказу, на бегу открыла беспорядочный огонь. Свинцовые осы запели в воздухе дружным роем. Филимон Сергеевич открыл дверцу, вывалился из машины наполовину – и по высокой дуге метнул навстречу удальцам чешуйчатый кругляшок. Граната, начиненная стальными опилками, взорвалась почти под ногами у охранника Семена – и повалила всех троих.
– Ладно, – сказал Магомай. – Поехали.
При выезде на шоссе разминулись с несущимся на всех парах джипом «Мицубиси» с сиреной и двумя мигалками на крыше. Поперек борта в свете фар вспыхнула надпись: «Служба новостей НТВ». Одновременно откуда-то сверху, из черной глубины донеслось металлическое стрекотание подлетающего вертолета. Коршуны СМИ спешили на свой ежедневный пир.
– Видишь, – наставительно заметил Филимон Сергеевич, – как быстро обернулись. А почему? Да потому, что такие же сатанисты, как ты. Они, когда кровью пахнет, скорости развивают нечеловеческие.
Фрося нахохлилась, сосала пиво из банки.
– Одного не пойму. Ты, Магоша, как будто осуждаешь. Сам-то ты кто? Ангел с крылышками? Да по сравнению с тобой любой сатанист – просто Мария.
Спор у них был давний, и Филимон Сергеевич возразил вяло:
– Не говори, чего не знаешь, Фросюшка. Вы душу обменяли на поганое золотишко, а я свою храню, как талисман. В этом между нами большое отличие, хотя навряд ли поймешь. Где добро, где зло – задницей не почуешь.
– Охо-хо, – закряхтела Тропиканка. – Какие мы, оказывается, безгрешные… К тебе поедем или ко мне?
– Сильно распалилась?
– Невмоготу, – призналась девушка. – Вся мокрая. Может, в лес свернем на полчасика?
– Еще чего, – насупился Магомай. – Уж до дома как-нибудь потерпи…
Как только Сидоркин появился на работе, его вызвал Крученюк. Будто в окно поглядывал. Вид у его был важный, сосредоточенный и, кроме того, вороватый, как у всякого чиновника, работающего одновременно на правительство и на мафию. Сесть не предложил, руки – слава Дзержинскому – не подал, с порога огорошил убийственным, как ему, видимо, казалось, вопросом:
– Никак не пойму, Сидоркин, вы где были – в отпуске или в самоволке?
Сидоркин не испытывал к полковнику ненависти, а только брезгливость. Столько за последние годы нагляделся двурушников, перевертышей, преуспевающих в Москве агентов ЦРУ и всяких прочих починков, что устал ненавидеть. Чести много. Ответил браво:
– Можно сказать, в добровольном отпуске по причине нервного срыва, товарищ полковник. Так будет точнее.
Минуты две Павел Газманович переваривал дерзость, потом, пожевав губищами, объявил:
– Из уважения к вашим прошлым заслугам, майор, предлагаю выбор. Либо служебное расследование, либо уход по собственному желанию.
Эх ты бедолага, подумал Сидоркин, до сих пор не понял элементарных вещей. Разве отсюда уходят по собственному желанию? И ты, мерзавец, захочешь сбежать рано или поздно, да не сможешь. Вслух ответил:
– Отставка, конечно, предпочтительнее… На чье имя писать заявление?
– Да хоть на мое, – бухнул Павел Газманович, грозно сведя брови. – Или я для вас не та фигура?
– Зачем вы так, Павел Газманович? Вы знаменитый контрразведчик. Я слышал, вас даже президент побаивается.
– Вон, – спокойно распорядился полковник. Улыбающийся Сидоркин попросил листок бумаги у секретарши Людочки, кстати, лейтенанта из группы «Варан», но об этом волевой и решительный Крученюк тоже, разумеется, не догадывался. Он представления не имел, несчастный варяг, сколько у него под носом завязано узелочков. Гоношился в полной уверенности, что всех обвел вокруг пальца.