Возвращение из мрака

Не повезло мужчине в том, что нарвался на Леху-Ползунка. Кто-то другой, может, простил бы неуместную выходку, но никак не Леха, который даже среди сотоварищей выделялся неукротимостью нрава. Уже третий год мстил за брата, которому оторвало обе ноги в Афгане. Для него все черные были врагами, а если кто-то из соотечественников хотя бы косвенно оказывался на их стороне, тот становился врагом вдвойне. Леха, конечно, не знал, что такое «смерд», но по тону сообразил, что это какое-то изощренное оскорбление. Он не стал медлить и, развернувшись боком, мощным ударом в пах повалил наглеца в грязь. Тут же ему на подмогу подлетел сержант Витя Загоруйко, с которым на пару они без проблем могли уложить и быка. Под обрушившимися на него свинцовыми примочками мужчина завертелся волчком, но жить ему осталось недолго, если бы рядом не оказался Сидоркин. Он понял, к чему идет дело, и немедленно вмешался, вопреки инструкциям отдела внутренних расследований, которые все сводились к одному – ни при каких обстоятельствах не светиться, просто мотать все на ус. Подбежал, обхватил Ползунка за плечи и с трудом оттащил. Витя Загоруйко от удивления задержал в воздухе поднятую, возможно, для завершающего обломного удара ногу.

– Ты чего, мудила, спятил? – спросил в детском недоумении. – Эта тварь сама залупилась. Урок ему же на пользу.

– Не надо, – сказал Сидоркин. – Покалечите, а отвечать командиру.

– Перед кем отвечать?

Ответить Сидоркин не успел, потому что на него с криком: «Ах ты, гадина продажная!» – замахнулся Ползунок. Сидоркин был готов к нападению – и нанес встречный короткий удар в переносицу, за который его и прозвали Тараном. Размусолил костяшки пальцев, но в черепе Ползунка что-то подозрительно хрустнуло – и взгляд приобрел дымное, бессмысленное выражение. Он зашатался, повернулся вокруг оси – и медленно побрел в сторону табачных прилавков. Похоже, что немного ослеп. Удар в самом деле беспощадный и опасный: при разрыве хрупких носовых косточек и хрящей осколок мог проникнуть в мозг, а это верная смерть. Но в ту минуту Сидоркин об этом не думал. Он ведь тоже был заводной, это потом, с годами, уже став элитником, остепенился.

– Напрасно ты так сделал, – сказал сержант, провожая глазами побратима. – Ох, напрасно, Антон.

– Ничего, разберемся… Лучше Лехе помоги, а то он вроде заблудился.

Сержант кивнул, догнал Ползунка, нежно обнял за плечи и, что-то бормоча в ухо, усадил на траву. Сидоркин склонился над недобитым строптивцем:

– Встать сможешь?

– Наверное, – прошамкал тот, цедя из разбитого рта пузыристые алые ошметки.

Сидоркин помог ему подняться.

– Ты на машине?

– Ага.

– Где она?

– Возле шашлычной.

Сидоркин обхватил его за талию, кое-как довел до вишневой «Тойоты». По дороге мужик немного продышался.

– Справишься с тачкой? – спросил Сидоркин.

– Ага.

– Тогда заводи и смывайся. Гони во весь дух.

– Как тебя найти? Кто ты?

– Зачем тебе?

– Пока не скажешь, не поеду. Гена Клен привык платить по счетам.

Чтобы не тянуть резину, Сидоркин сунул ему в карман визитку с домашним телефоном…

Самым удивительным в этой истории было то, что Гена Клен оказался единственным сыном Яши Стародуба. Занимался он, как все порядочные люди, торговым бизнесом, а в Малаховку его занесло по амурному делу…

В часовой мастерской две комнатки: одна, где мастер принимает заказы и работает – стол с приборами и сверху оконце с деревянной конторкой, через которое он, подняв руку и не глядя на клиента, принимает часы, – и вторая, отделенная полотняным пологом, где есть диван, телевизор, холодильник, еще кое-какая мебель – это помещение для отдыха и приема гостей. Ничего противозаконного здесь не обнаружит самый дотошный сыскарь – ни оружия, ни наркотиков, ни пачек долларов. Яша Стародуб послушный налогоплательщик, рядовой представитель малого бизнеса, все документы и лицензии У него в порядке, и если за двадцать лет его не сумели ни на чем подловить, то теперь, скорее всего, уже не подловят никогда. За годы знакомства Сидоркин посетил подпольного зубра всего четыре раза, сегодня пятый, и все предыдущие визиты были успешными и плодотворными. Внешне Яша не менялся с годами, такой же костистый, маленький, поминутно хрипло откашливающийся, разве что залысины на крупном черепе слегла забронзовели да крылышки римского носа покрылись алыми прожилками. Как обычно, Сидоркин прежде всего поинтересовался, как дела у Яшиного сына, по слухам выбившегося в бизнесмены первого эшелона и ставшего чуть ли не зятем Баси Фридмана. Яша сильно закашлялся и недовольно покачал головой:

– Разве не знаешь, в Америке он, давно в Америке. Домой глаз не кажет. Продался проклятым янки. Будь я Тарасом Бульбой, давно бы смотался туда и собственноручно пристрелил сучонка.

– Надо же, – удивился Сидоркин. – Раньше вроде был таким патриотом.