Возвращение к истокам (СИ)

В голове пульсировала боль. Боль тянулась ниточками к вискам, наливала соком глазные яблоки, вызывая слезы. Боль откликнулась в жиле, заставляя свернуться калачиком на небольшом диванчике. Зря я столько потратила на пробивание защиты! Было бы намного легче сейчас, оставь я в жиле больше кена.

— Эрик, — прошептала я, садясь и растирая лоб горячей ладонью.

— Хорошо бы ему поторопиться, — сказал Влад, гладя меня по плечу.

— Он придет. Опоздает, правда. Позже… Убьет Херсира.

— Опоздает, говоришь? Значит, все, что нам нужно — тянуть время?

— Как? О чем, черт возьми, говорить с этим безумцем? Ты слышал, что он задумал?!

От экспрессии в висках кольнуло, и я прикрыла глаза.

— Можно подумать, предел его мечтаний — стать человеком. Убеди его, что Хаук умрет. Ты же пророчица, наври про видение. Мы подтвердим. — Влад метнул взгляд на Богдана, и тот послушно кивнул. Надо же, когда жить хочется, и со зверем договориться не зазорно! — Главное — выбраться.

Ну если про видение, то… Врать необязательно. Только вот для некоторых синица в руке всегда лучше, чем журавль в небе. Впрочем, синица тоже легко может выпорхнуть…

Когда в дверь постучали, я подпрыгнула на месте. Вернее, стуком это сложно было назвать, скорее, грохотом, от которого тонкое, деревянное полотно выгнулось, норовя разлететься щепками. Наверное, оно и разлетелось бы, если бы не защита. Защита держала крепко. Звуки, правда, не сдерживала. И потому от злого «Открывай, сукин ты сын!» у меня гулко забилось сердце, а в груди разлилось тепло.

Он пришел! Пришел за нами. Наверное, не за мной, но все же…

Влад подошел к двери и спокойно сказал:

— Его тут нет. Защита наподобие той, что ты ставил в доме. Пробить не получается — мы пробовали. Так что лучше тебе поторопиться.

Тишина. Минуты, стекающие в вечность тяжелыми медовыми каплями. И… надежда.

Шорох за дверью, взволнованные голоса. Один, кажется, принадлежал Глебу. И Мирослав… Он тоже здесь? Понимание, что там, за дверью, друзья, а мы тут — как в клетке, рождало досаду. Я даже хотела еще раз ударить снаружи, возможно, удалось бы пробить защиту хоть немного. Помочь.

Не успела.

Херсир появился так же внезапно, как и исчез. В руках у Первого была книга в черном переплете, тисненная золотом. Древняя, кажется. Он непринужденно улыбнулся нам и спросил:

— Готовы?

Лидия распахнула заплаканные глаза и вжалась в спинку дивана. Влад отступил от двери, будто собрался броситься на Первого. Впрочем, может, он и собирался — черт знает, что на ум придет в пяти минутах от неминуемой гибели.

Дверь снова содрогнулась, но на этот раз без сопровождающих ругательных реплик. Влад предусмотрительно отошел от нее влево, мои кулаки непроизвольно сжались. Херсир, однако, ничуть не удивился.

— За вами? — кивнул мне. — Хитро.

— Это Эрик, и он очень сильный, — подтвердила я.

— Не настолько, чтобы защита не выстояла, — спокойно парировал Первый и шагнул в круг. Вспыхнули свечи, и пламя заплясало на кончиках фитилей. Лидия странно притихла, Богдан сел и скрестил ноги. На меня нахлынула волна внезапного блаженства, и когда Херсир протянул мне руку, я послушно вложила в нее свою ладонь.

Качаются волны, и я качаюсь им в такт. Обволакивает тепло, стираются границы тела. Я уже почти не ощущаю — ни кожи, ни очертаний своих, ни рамок. Только в центре, там, где когда-то был мой живот, бьется сердце мира. Пульсирует, покрываясь светящимся налетом кена.

— Удивительно, — шепчет откуда-то голос, и голос мне знаком. — Ты себя-то видела изнутри?

Видела. Белая пелена ярости. Маленький шарик, наполненный мощью. Не моей — заемной. И эта мощь бьется внутри, требует выхода. Ей все равно, кого убивать. Когда она вырвется наружу, я не смогу ее контролировать. Но пока не время, я это знаю. Откуда? Этот факт мне неизвестен.

Эта же сила побуждает меня очнуться. Я открываю глаза.

Четыре знака стихий. Четыре жертвы — каждая у своего знака.

Хищный, отнимающий кен. Воздух.

Священная земля, дающая нам пропитание. Ясновидец.

Карающий огонь, расплата за грехи. Охотник.

Волнистые линии перед моими глазами. Вода…

— Сама жизнь, — произнес Херсир, будто читая мои мысли. Впрочем, наверное, так и было. — Как ты, Лив.

— Я не Лив!

Контролировать нарастающую злость было сложно. Она дурманила, требуя подчиниться. Побуждала разгромить тут все к чертовой матери. Злость собиралась по крупицам, будто ртуть. Множилась эмоциями людей за дверью. Росла.

— Неважно, — отмахнулся Первый.

Хрустящий шепот, треск поленьев в камине. Сопротивляться дурману сложно, но я держусь из последних сил. На границе забвения и собственной ярости. Разбавляя туман ослепительно белым. Иду на голос в моей голове. Он ведет, не позволяя оступиться.

Очнись, Полина!

Знаю, Барт, знаю. Я должна выжить, чтобы потом умереть. У каждой смерти свое время, и мое еще не пришло. И чтобы не запутаться в дурманящих лабиринтах внушения Херсира, я смотрю на охотника. Ему страшно, но он держится. Богдан — единственный из нас, кто остался в сознании, и оттого ему сложнее всего. Нет эйфории, притупляющей страх.