Возвращение к истокам (СИ)

— Подслушивать тоже нужно уметь. — Его голос опустился почти до шепота. Дыхание скользнуло по затылку. Он обнял меня, а я застыла, не зная, как реагировать на неожиданную ласку. Очередную. Сегодня мне их выдали сверх меры. — Алиса пришла к тебе, потому что я сказал, что никогда на ней не женюсь. Она не моя любовница, Полина, и никогда ею не будет. Возможно, я бы хотел. Чтобы забыть о тебе, пусть ненадолго. Только суть в том, что забыть не получается. Оттого еще обиднее.

— Ты ей нравишься. То есть серьезно нравишься, и сейчас, когда я… когда мы… А она сильная. Интересная опять же. Ее дар…

— Ты всегда сбиваешь меня с толку! — перебил он и отстранился. — Сначала признаешься в любви, потом говоришь, что любишь Влада. Сначала отвечаешь на поцелуи, потом отталкиваешь и нахваливаешь Алису. Что это, Полина? Коварный план по сведению меня с ума?

— Не мне же одной сходить, — вздохнула я.

— Может, если определишься, чего на самом деле хочешь, и сходить перестанешь, — иронично заметил Эрик и заправил прядь волос мне за ухо. Совсем как раньше. — Пока я еще в состоянии с этим помочь.

— Помочь?

— Наши законы давно пора выбросить в топку. И если ты хочешь изменить что-то…

— Я хочу найти Гарди, — перебила я. — Если удастся вылечить его, возможно, Хаук уйдет. А если нет…

— Лив убьет охотника.

Я кивнула. Неохотно выпуталась из объятий Эрика, шагнула к заветной тумбочке. Достать нож было невероятно тяжело. Он плавил ладони. Тянул вниз, притворяясь неподъемной ношей. Рождал тревогу и подозрения. Нельзя, ни в коем случае нельзя никому его показывать! А, тем более, давать в руки. Он — единственный в своем роде, сокровище, ценность, завладеть которой захотят многие. А это значит, никому и никогда… Он только мой!

Верно, мой. Но Эрик тоже часть меня. Или я его часть? Какая уже разница? Приближение Хаука я чувствую затылком.

— Вот, пусть побудет у тебя. — Я протянула нож Эрику. — Он слишком странно на меня влияет.

Так действительно будет правильно. Воля — единственное, что поможет нам победить, и нельзя позволять ломать ее. От искушений нужно уметь отказываться.

Лишних вопросов он не задавал, просто взял нож. Внимательно смотрел на него несколько секунд, будто пытался понять, в чем же тайная сила этого куска металла с костяной ручкой. А потом небрежно сунул подарок Херсира в карман широких шаровар.

— Мы найдем Гарди, — пообещал серьезно. — На самом деле, у нас не так много вариантов. И времени в обрез.

— Бесит неизвестность! — посетовала я. — Чего ждет охотник? Почему медлит?

— Хаук придет в мае, Полина. — Он вздохнул и отвернулся к окну. Я запомнила солнечный свет, играющий в его волосах. Штору, льнущую к его плечу. Замершие в воздухе пылинки. Когда он сказал: — Охотник оставил для меня послание.

Послание он прислал с Линдой. Нацарапал щупальцами на ее жиле. Пропитал страхом ее взгляд, как бисквит сиропом. Проникнул в самую суть ее видений.

Линде снились вещие сны. Они были красочные, четкие, наполненные запахами и звуками. Во сне пророчица проживала еще одну, дополнительную жизнь, и часто эта жизнь становилась похожей на кошмар. В последнее время ей снился Хаук. Светящиеся щупальца, дрожащие, как хвост кобры перед броском. Они накрывали дом, опутывали смертоносными лозами. Трескались стены, стеклянным крошевом осыпались окна. Ломалась крыша, обрушивая на обитателей тяжелые дубовые балки.

И каждую ночь Линда кричала, вырываясь из пугающих снов в реальность. Монотонно двигались стрелки, отсчитывая время до часа Икс. Истошно стучало сердце, словно пыталось вырваться из тела, прервать невыносимость бытия. Покончить со страхом навсегда.

Линда успокаивалась, лишь когда приходил Эрик. Он гладил ее по голове, и страх оседал мутным осадком на дне ее души, чтобы взбаламутиться следующей ночью.

Поэтому Линда боялась засыпать. Она подолгу засиживалась на подоконнике в коридоре второго этажа. Смотрела в окно — в ночь. Ночь, в свою очередь, смотрела в нее.

Пророчицы очень близко к ткани бытия. Слишком остро чувствуют приближение беды. Слишком верят в нее, чтобы победить. С каждым днем убеждаюсь, что незнание — дар, которого мы лишены.

Знать о своей смерти и ничего не делать невыносимо.

Пытаясь забыться, я ловила каждое слово Эрика, каждую интонацию его голоса. Отмечала, как меняется мимика, когда он волновался или, наоборот, успокаивался. Как хмурил брови, вспоминая о неприятном. О многих племенах, в которых он гостил во время поисков пророчицы, и которых уже нет, потому что Хаук…

Эрик винил себя. Нет, он не озвучивал этого, но я видела — в отведенном в сторону взгляде, в опущенных уголках губ, в отголосках усталости, поселившихся в глазах.

Вину тоже должен кто-то нести, как и знание. И говорят, бог не дает нам ношу, тяжелее той, которую мы не сможем нести.

Христианский бог. А наши?

Наши мертвы.

— Знаешь, в чем ирония? — усмехнулся Эрик, отпивая красное вино из бокала. Мы сидели у камина в его… нашей комнате, на толстом ковре с длинным ворсом. Ворс приятно щекотал пятки, вино согревало. — Я видел его. Мир, в котором жили боги.