Возвращение к любви

— Решение остается в силе! А спор, которого, честно говоря, я не ожидал, пусть будет для нас уроком: прежде чем принимать решения, будем до конца выяснять позицию каждого из нас, пока никаких сомнений не останется. Договорились? — И обратился к Ивэнушу: — Что скажете, Андрей Андреевич?

— Вы правы, действовать мы должны единодушно, — мгновенно отозвался Ивэнуш. — Для этого я и хотел созвать совещание секретарей партийных организаций. И поставить на обсуждение первоочередные вопросы объединения в их моральном аспекте. О соотношении слова и дела. Об ответственности. Хотим пригласить на него также вас, Александр Степанович, и вас, Георгий Васильевич.

— Постараемся, — ответил секретарь райкома за Карагеорге и за себя. — Если же я не смогу приехать, присутствовать будет Лидия Ивановна.

Грозя согласно кивнула головкой, украшенной богатой золотистой прической.

Мога не стал более ждать. Сердце подсказало, что надо спешить: внизу возле «Волги» перламутрового цвета ждала Элеонора Фуртунэ. Мога похвалил даже в душе неизвестного, невесть где задержавшегося шофера. Но Элеонора ждала не шофера, а его; открыв правую дверцу, она с легким поклоном пригласила:

— Прошу. — И добавила с улыбкой: — Если не боитесь.

— Вы сами водите? — спросил Мога, занимая «барское место» рядом с ней. Откинувшись на спинку сиденья, он глубоко вздохнул: как все хорошо складывалось! К черту Карагеорге со всей его стратегией!

— Да, сама! — заявила она с лукавой решимостью. — Так что держитесь, если жизнь дорога! — предупредила Элеонора, пугая, хотя глаза ее смеялись.

И, словно в подтверждение, «Волга» резко сорвалась с места, Мога, по давней привычке, машинально стал нашаривать правой ногой педаль тормоза.

Элеонору большая скорость явно не тревожила. Она была невозмутима, едва заметно крутила баранку, но машина повиновалась беспрекословно.

Мога вначале решил, что директриса собирается отвезти его в контору объединения, — туда она вначале и направилась. Но машина оставила вскоре мощеную улицу, выехала на асфальтированное шоссе и устремилась вперед, оставив позади последние дома Пояны. Скорость стремительно нарастала, будто Элеонора Фуртунэ не владела более «Волгой».

На лице молодой женщины появилась улыбка озорницы, задумавшей шалость. Максим то и дело бросал на нее быстрые взгляды, незаметно любуясь ее тонким профилем, от души радуясь непредвиденной поездке — первой для него после возвращения из больницы. И не стал спрашивать, куда она его так быстро везет. Женщина тоже молчала, оба старались не нарушить неловким словом ту душевную близость, которая между ними установилась.

Дорога стелилась по лесистому склону холма, охватывавшего Пояну с юга. Поселок остался далеко внизу и виделся теперь словно в немом фильме — молчаливый, залитый легким сиянием весеннего солнца. Потом картина пропала из глаз — проселок привел их к лесной чаще, затем они свернули в аллею серебристых елей, в конце которой виднелся красивый дом с большими окнами, с деревянными колоннами, поддерживавшими навес. Рядом стоял домик поменьше — летняя кухня, в глубине под общей крышей — конюшня и сарай.

Это был Поянский лесной кордон.

Ворота под тесовой кровлей были закрыты. Элеонора просигналила трижды — коротко, повелительно. И несколько мгновений спустя створки ворот раздались в стороны. Широкоплечий, могучий с виду мужчина с седой шевелюрой, в кожаном пиджаке и резиновых сапогах вышел им навстречу. Вначале его загорелое лицо оставалось неподвижным, однако, узнав Элеонору, он просиял и широко взмахнул рукой: милости просим!

— Это мой двоюродный брат, Штефан Войнику, — сказала Элеонора. — В лесничих — с сорок четвертого. — Выйдя из машины, она с улыбкой обратилась к леснику. — Бэдицэ[7] Штефан, представляешь, что я натворила? Взяла и похитила генерального директора нашего объединения. Что мне за это будет, — это мы узнаем потом, а пока нет ли у тебя чего-нибудь поесть?

— Надрать тебе уши некому, — прикинулся сердитым лесник. — Почему не предупредила, что приедешь? Чем мне вас теперь кормить-поить?

Элеонора взяла Штефана под руку и взглянула на него просительно:

— Откуда мне было знать, что так получится? Сказано тебе, Максима Дмитриевича я похитила… Господи! — хлопнула она себя по лбу. — Забыла вас познакомить!

Штефан Войнику смерил Могу взглядом из-под поредевших ресниц, подумав, что такого верзилу, пожалуй, без его согласия вряд ли похитишь. Но заметил в глазах Моги проблеск радости и понял, что Элеоноре это удалось без труда. Он пригласил гостей в дом. Максим оказался в небольшой прихожей с полом, выкрашенным в коричневый цвет, застеленным небольшим домотканым ковром. Оттуда они перешли в квадратную комнату с двумя большими окнами, выходившими во двор, из которых, словно с наблюдательного пункта, просматривалась аллея серебристых елей и весь участок дороги, спускавшейся к повороту. На противоположной стене висел большой крестьянский ковер старинной работы; мать Моги мастерски ткала ковры, и при виде этого Максиму показалось, что он слышит, как она трудится в соседней комнате за своим станком.