Возвращение к любви

Над виноградниками кружил пузатый вертолет, оставлявший за собой в воздухе две дымчатые полосы. После дождей, выпавших в начале месяца, плантации нуждались в опрыскивании. Виктор Станчу остановил машину на обочине и несколько минут следил за полетом стальной птицы. Вертолетом управлял молодой летчик, работавший в совхозе уже два дня, и Станчу был им доволен. В сущности, он ни за что не допустил бы, чтобы работа выполнялась спустя рукава, это было известно всем в совхозе, и еще все хорошо знали о том, что Станчу никогда не прощает небрежности и безответственности, что он не терпит подобных слабостей и у себя самого. С годами у него устоялись определенные привычки, возникшие еще в пору молодости, прожитой им в лишениях. Учился Станчу при самых скромных средствах и чтобы выдвинуться — самолюбия у него уже тогда хватало, — с большим упорством грыз науку в институте; впоследствии, поступив на работу, проявил себя не лодырем, любителем «тянуть резину», а упорным тружеником, и это вывело его в люди. Повезло ему и с женой — работящей и домовитой, и в том же духе оба постарались воспитать детей — Лилию, теперь — студентку-медичку на пятом курсе, и Илью, занимавшегося в сельскохозяйственном.

Еще в те годы когда дети учились в селе, Мария насела на мужа, требуя коренным образом перестроить старый дом, в котором было только две комнаты и сени; в доме стало тесно. У Марии был на то еще один довод: село должно увидеть, что хозяин он надежный, что в Драгушанах поселился навсегда.

Дом действительно следовало перестроить, с годами он совсем рассыпался бы. Это был еще один важный довод. И вот всего за два года, благодаря хозяйственным талантам жены, Станчу оказался владельцем небольшого дворца из четырех комнат, всячески изукрашенного как снаружи, так и изнутри. И именно теперь, когда в его жилище был такой простор, его порог редко переступал какой-нибудь гость. Виктор так привык принимать всех в дегустационном зале совхоза, что дома пользовался теперь только кухней, где обычно ел, и спальней. В остальные три комнаты, уставленные мебелью и увешанные коврами, порой не заходил неделями.

Нынче же, когда Мога объявил, что побывает в Драгушанах, Виктор Станчу наконец решился пригласить его домой. Здесь в интимной обстановке он надеялся сгладить, если не устранить совсем отчуждение, возникшее между ними после неприятности с телевизором. Так что он поспешил домой и велел Марии накрыть стол в его кабинете.

— У нас в гостях будет Мога, — предупредил ее Виктор. Он прошел по всем четырем комнатам, чтобы проверить, все ли на месте, хотя нарушать порядок в них было некому. Раздвинул шторы в «каса маре», и солнце бурно ворвалось в помещение, отчего мебель засверкала вовсю. И увидел, словно наяву, Максима Могу, как у того потемнело лицо, когда пришлось заплатить три тысчонки, копейка в копейку, за ту мебель, которую достал ему он, Виктор. Перемена Моги в лице пришлась ему по душе; значит, Максим знает цену деньгам, умеет ими дорожить, таким людям можно доверять.

«Хорошо сделал, что пригласил его, — заметил про себя Станчу, продолжая свой обход. — Пусть сравнит, что есть у меня в доме, и что — у него. Максим умен; он поймет, что старался я с умыслом — чтобы каждый, кто переступит порог, сразу увидел: здесь живет человек культурный, с тонким вкусом. И вернет в квартиру хотя бы часть меблировки…»

Только все это, в конце концов, не имело уже особого значения. Настойчивее всего в память лез неприятный случай с телевизором. Максиму вполне могло прийти в голову, что, если Станчу позволил себе сделать такой подарок, дома у него спрятаны мешки с золотом, которое он просто не знает куда девать. Да и каждому может показаться такое, если ему вдруг поднесут семисотрублевый подарочек. И не объяснишь уже, что этот благородный порыв, каким считал свой поступок Станчу, проделал в семейных сбережениям солидную брешь.