Возвращение к себе

Неожиданно проблемы начались из-за Юрки. В Веничке вдруг проявились родительские чувства собственника на ребёнка. Правда, может быть, это была обыкновенная жестокость, безнаказанно проявляемая по отношению к самому беззащитному и слабому. Юра был способным мальчиком. Он с удовольствием ходил в кружок бальных танцев, играл на баяне и неплохо учился в школе. Но за оценку ниже четвёрки «отец» его ругал. Юрка рвал дневники, тетради и тогда «отец» его порол. Оправдывались эти наказания только уверениями в желании добра, как дорога в ад, вымощенная благими намерениями.

После таких экзекуций Юрка на несколько дней убегал из дома. Его искали с милицией. Мама Соня с Иркой забирали Юрку к себе, но это только усугубляло ситуацию. Веничка не выносил вмешательства родных Сони в «его» семейную жизнь. Он переставал разговаривать с ней и на несколько дней уходил жить к своим родителям. Молчание Венички Соня переносила очень тяжело. «За что? За что?» – эта мысль словно короед выедала ей мозг. Желание угодить мужу изматывало и опустошало Соню. Казалось, что в её сознание специально вбивалось бесконечное ощущение вины перед Веничкой и его семьёй за все прегрешения рода людского с единственной целью безраздельно подчинить всё её существо одному человеку. За внешностью «перезрелого укропа» скрывался типичный моральный садист.

В последние годы Соню будто подменили. Куда делись её жизнерадостность и уверенность в себе. На все просьбы Ирки взять себя в руки и прекратить издевательства над ребёнком, Соня молча слушала, поджимала губы и уходила в себя. Напрасно мама Соня грозила забрать Юрку к себе, напрасно плакала и умоляла, позволить ему пожить у бабушки хотя бы летом. Когда Веня отвлекался от «воспитания» приёмного сына, им занималась Соня. Этот несчастный, однажды уже брошенный, мальчик так и не получил той порции любви, необходимой ребёнку. А воспитательный раж приёмного отца и нерешительность почти родной матери заложили в нём такую озлобленность и безразличие к жизни вообще, что, будучи уже взрослым, он не жил, а, как бы проживал отпущенное ему время.

* * *

В середине восьмидесятых наступившие в стране перемены не обошли и семью Сони. Веничка быстренько, на основе мастерской по ремонту мелкой бытовой техники, в которой он работал, организовал кооператив. Деньги потекли рекой. За два года они сумели купить роскошную трёхкомнатную квартиру в центре города на улице Кобылянской в старом румынском доме. Скоро должна была подойти очередь на новенькую «семёрку». Именно в этот период, когда только приоткрылся «железный занавес», начался массовый «исход» евреев на их «историческую родину». Братья Венички, не столь удачные в бизнесе, «встали на крыло», и стая потихоньку потянулись на юг, опасаясь, что правительство может опомниться и перекрыть границу вновь.

Дольше всех держался Веничка. Точнее, держали его собственные родители и Соня с Юркой, который учился на третьем курсе училища на наладчика станков с числовым программным управлением – ЧПУ. Мама Соня тоже не рвалась к «проклятым капиталистам». Выросшая при советской власти и глубоко впитавшая её идеологические постулаты, она не знала другой Родины, кроме СССР. Помимо этого у неё обнаружился рак, и бросить мать в таком состоянии Соня не могла.

О переезде заговорили только после смерти мамы Сони. Юрка, к тому времени, окончил училище и работал у отца в кооперативе. Из Израиля приходила весьма разноречивая информация. Поэтому Веничка, как человек обстоятельный, решил всё увидеть сам. Тем не менее, к отъезду готовились активно. Была продана трёхкомнатная квартира в центре, куплены новые «Жигули» седьмой модели, о которой так мечтал Веничка. Вещи собраны в контейнер и стояли на таможне готовые к отправке, а Веня с Юркой на новеньких «Жигулях» мчались на разведку «по направлению к границе сопредельного государства».

Глава 9

В сентябре 1989 года Сонечка в очередной раз приехала в Москву. На этот раз повод был серьёзным – отъезд на постоянное место жительства в Израиль. Ей оставалось забрать последние документы из посольства и на прощание навестить кое-каких знакомых. Под этим предлогом она пробыла в Москве дольше, чем нужно, не смея даже себе признаться в истинной причине задержки. Соня уезжала навсегда и последнее, что она хотела сделать, – проститься с Пашей.

В свои тридцать с хвостиком. Соня слегка округлилась, но сохранила былую статность и обрела зрелую красоту. Тёмные вьющиеся волосы, не тронутые сединой, так же кокетливо обрамляли её милое, чуть располневшее лицо, а глубокий грудной голос и всё та же жизнерадостная улыбка по-прежнему привлекали внимание мужчин. Соня хорошо изучила улицу, на которой жил Павел. В нечастые приезды в Москву, она обязательно приходила к дому на Софийской набережной и часами сидела напротив подъезда в надежде его увидеть. Позвонить в квартиру она не решалась, но и, встретив его, не знала бы, что сказать. Однако, за все свои «дежурства» у подъезда, она так ни разу и не увидела даже мельком свою первую любовь.